Шрифт:
– Сырник, я здесь! – стонала Кира, как будто от того, что она его дозовётся, что-то изменится.
Вёсла снова толкнули махину корабля, разворачивая от причала. Берег медленно поплыл за корму, а Сырник беспорядочно и несколько растерянно заметался, залаял звонко, с подвывом… Потом бросился в толпу, тут же вынырнул из неё, залаял на реку. Снова метнулся туда-сюда и… вывел на мостки здоровенного, грузного и бородатого человека в сафьяновых сапогах. Тот удивлённо хлопнул себя по бокам, погрозил псу пальцем, что-то стал ему выговаривать…
– Никанорыч… - узнала Кира. – Порфирий Никанорыч! – завизжала она, цепляяся пальцами за край своего смотрового оконца и… еле успела отдёрнуть их, когда заслонка вентиляционной щели с грохотом захлопнулась.
Ну конечно, размечталась… Станут здесь терпеть её призывы о помощи, как же…
Несчастная неуклюже сползла с ящиков и села прямо на пол: теперь уж точно – всё. Оставь надежду всякий, купленный на рынке в Цзудухэ…
Глава 64
В каюте, что и говорить, было не в пример уютнее, нежели в грузовом трюме: просторная, светлая, по-восточному роскошно убранная, она служила прекрасной упаковкой для деликатного груза, который следовало поберечь в пути – не кантовать, не бросать и не подвергать намоканию. Напротив – груз следовало обложить мягкими подушками, бухарскими коврами и подносами с рахат-лукумом. Ему следовало обеспечить приток свежего воздуха через приоткрытые окна и предусмотреть вечерние умащивание розовым маслом.
Созданный на дау эдем населяли три гурии. Вернее, две гурии и Кира: взъерошенная, сердитая, одетая в затрапезную сермягу – она гурию не напоминала даже отдалённо. Но, разумеется, обязана была ею стать. И чем быстрее, тем лучше.
Врата рая бдительно охранялись молчаливым и всегда собранным Али: и от несанкционированный гостей снаружи, и от желающих сей рай покинуть изнутри. Впрочем, опасаться столь глупой и сумасбродной авантюры можно было только от одной из обитательниц каюты. Её соседкам мысль о бегстве, даже если бы и пришла в голову, показалась бы удивительной и нелепой.
Пышнотелые девицы в цветных шелках возлежали на подушках, мирно жевали засахаренные фрукты и лениво трепались за жизнь, когда в их уютный мирок втолкнули новую постоялицу.
– Привет, матрёшки, - поздоровалась она, с усмешкой оглядев их расслабленное бытование, и сразу, как только доставивший её Али удалился на свой пост за дверью, бросилась к окнам.
Распахнув одно из них настежь, она высунулась наружу почти по пояс: за кормой резво бегущего под парусом корабля, пенился широкий след. Далёкие берега слабо просматривались сквозь туманную дымку – дау покидал широкое устье Рыжей с её мутными, глинистыми водами и всё глубже зарывался в зеленоватую волну вольного моря.
Кира застонала: ну ещё бы! Стал бы Асаф пускать её к окнам, пока полностью не исключил возможность побега…
– Эй, родная! – окликнули её.
Новенькая нехотя обернулась, обессилено опершись на оконную раму.
– Будь добра закрыть окно! Или ты хочешь, чтобы мы простудились и на смотринах в Исфахане шмыгали сопливыми носами?
– Что? – рассеянно переспросила Кира, думая о своём.
Гурии фыркнули возмущённо. Чернявая, тяжело кряхтя, поднялась с пола и, словно танк, игнорируя препятствия, двинулась к цели. Подсунутую им растрёпу она походя отпихнула от окна тяжёлым бедром и с грохотом его захлопнула.
– Капшто!! – демонстративно проорала она ей в ухо. – Глухая что ли?
Хамство Киру вполне взбодрило. Забыв о своих печалях, она потёрла попавший под раздачу бок и, спокойно развернувшись к окну, снова с вызовом его распахнула. Гурия, вздёрнув густые, сросшиеся на переносице брови, снова захлопнула. Кира распахнула. Гурия захлопнула. Хрясь! – Кира так откинула створку, что рама приложилась о стену. Дзвень! – соседка захлопнула с силой, заставившей разноцветные стёклышки окна отправиться в свободный полёт, осыпавшись, с одной стороны, на бухарские ковры, с другой – попрыгать с бульканьем в белую пену за кормой.
– Это всё она! – нажаловалась гурия вбежавшему в каюту Али, тыча толстым пальцем в новенькую.
… Киру снова связали, но в трюм на этот раз не сослали.
– Мне казалось, - покачал головой и поцокал языком на разбитое окно Асаф, - что мы договорились. Ты ведь дала обещание! Значит, твоим словам нельзя верить, хабиби?
Хабиби угрюмо молчала. Какой теперь смысл пересиливать себя и вести с этим самодовольным козлом диалог, когда надежды на бегство больше нет? А все остальные компромиссы в рамках ожидающей её судьбы Киру не интересовали.