Кира так резво вскочила на ноги, что докладчица от неожиданности поперхнулась на полуслове.

– Выйдите все вон, - тихо и спокойно процедила хозяйка спальни. – Мне нужно побеседовать с госпожой Вайнцирль наедине.

Замершие в почтительных позах придворные и слуги не шелохнулись.

– Мадам, - сообразила Кира, - мы не могли бы поговорить?

Мадам неуверенно пошевелила желваками, но всё же, поразмыслив, величественно кивнула присутствующим. Те немедленно пошуршали к дверям.

«Вон оно как… - заценила новоявленная принцесса: повеяло запахом интриг и мощного противника. – Ну-ка, где там мои полевые навыки, наработанные в карьерных боях?»

– Белинду значит… - сказала она вслух и задумчиво прошлась к окну. Остановилась там, картинно заломив руки. – Моя бедная, маленькая Белинда! – глаза Киры наполнились слезами. – Мой единственный друг! Моя надёжная опора в девичьих горестях и обидах… Неужели вы совсем не думали об этом, госпожа Вайнцирль, отрывая от моего сердца его единственное утешение, а? Неужели ничего не дрогнуло, не шевельнулось в вашей чёрствой душе? Неужели, - голос Киры зазвенел от сдерживаемых слёз, - неужели вам так безразлично душевное равновесие вашей принцессы? Признавайтесь, злая женщина,безразлично?!

– Ваше высочество, - лицо всесильной дамы, неизвестного пока статуса, окаменело, глаза прищурились… Должно быть, с такими лицами её предки, псы-рыцари, отправляясь «за зипунами» в крестовые походы и, свято веря милосердию Господню, рубили в капусту неверных. Ну и всех прочих подвернувшихся – на том свете рассортируют… - Ваше душевное спокойствие, как равно и ваши интересы, ваше благополучие – основа моего существования. На них я положила свою жизнь после смерти вашей незабвенной, благочестивой матушки. Дружба с этой легкомысленной девицей – хотя я ранее и не подозревала о том, что вы так уж дружны – во вред вашему благоразумию. Я, всего лишь, как добросовестный садовник, выполола сорняк в вашем окружении. Чем собираюсь заниматься и впредь. Кто ещё кроме меня? Кто ещё будет так же беззаветно радеть о вас, ваше высочество?

Повелительным движением руки она остановила принцессу, собирающуюся встрять в её патетический монолог:

– Если же у вас, как у всякой юной девы, возникло вдруг ложное впечатление о якобы чрезмерной моей требовательности, то знайте – строгость необходима юным сердцам так же, как благотворная роса цветку, ваше высочество! – она слегка, с достоинством склонилась. – Прошу поторопиться с одеванием, иначе опоздаете на урок.

Она развернулась и пошуршала юбками к дверям, на прощанье одарив воспитуемую жёстким, холодным взглядом бесцветных глаз.

Тут же явилась Мари и принялась бегать савраской по огромной, как бальная зала спальне, выкладывая на постель детали экипировки.

Кира переступила с ноги на ногу:

– Мари… слушай… напомни, где тут… ну это… пописать?

Горничная, стараясь больше не таращиться на весьма странно ведущую себя сегодня госпожу, молча полезла под кровать за ночным горшком…

– --------------------------------------------------------------------------

Навьюченная, как верблюд, метрами ткани, рюшей, лент, чулок, подвязов, шнуров, засунутая в неудобные туфли, стиснувший рёбра корсет и напудренный парик, обложенная накладками, пуфами и фижмами, Кира чувствовала себя стреноженным снеговиком.

Она с трудом ковыляла через дворцовую анфиладу за проворной Мари. Кое-как приноровившись переставлять ноги, сообразуясь со всей сложностью нацепленных на неё конструкций, псевдопринцесса по пути попыталась осмотреться.

Виды её несколько разочаровали. То, на что в своих покоях, прифигев от неожиданности, она, возможно, не обратила внимания, здесь яркий солнечный свет обнаружил со всей очевидностью: дворец оказался не столь уж и роскошен. И, должно быть, знавал лучшие времена. Позолота почернела и облупилась, роспись плафонов поблекла, обивка стен потёрлась, а кое-где даже прохудилась. Да и свечная копоть оставила на некогда великолепных интерьерах свои несмываемые следы.

«Да уж, - скривилась принцесса, - а батюшка мой, видать, так себе королёк – не Людовик XIV и не император Всероссийский…»

В классной комнате её уже истомились ждать фрейлины с грифельными досками на коленях. Разложив на широких банкетках необъятные юбки и поправляя друг другу банты и атласные цветы в причёсках, они безостановочно щебетали и хихикали.

У конторки чернел, как дрозд в цветнике, учитель. Видать, тот самый мсье Дюжо. Француз? Судя по фамилии… А она вообще-то в каких землях-то материализовалась? Хоть бы имя своё узнать каким-то образом…

Кира, вздохнув, полезла за ломберный столик с инкрустацией, без всякого сомнения предназначенный для её ученических потуг. «Травка зенелеет…»

– Ваше высочество, - учитель церемонно поклонился, - если позволите, начнём сегодня с каллиграфии. После немного поговорим о греческой истории и подвигах Александра Македонского…

– Валяй, - Кира повертела в пальцах гусиное перо. Вот наказание-то…

Мсье Дюжо с готовностью принялся рисовать на доске буквы с витиеватыми завитушками. Фрейлины, высунув языки, запыхтели со своими грифелями.