Шрифт:
Солёные слёзы мешались с солёными брызгами моря и щипали язык горечью. Горечью разлуки, разочарований, ревности и несбыточных надежд.
Глава 78
* * *
Судьба рудокопа и участь крылатого
Схожи: до тверди небесной коснуться рукой
Не под силу обоим.
Там же.
Искрящееся под жарким тропическим солнцем море перекатывало густые, широкие валы с резвящейся в них стаей летучих рыб. Стайка сопровождала массивную тушу корабля, соперничая с ним в скорости. А скорости дау было не занимать: лёгкий и быстроходный, он летел по водяным холмам, подгоняемый свежим ветром – быстрокрылым сыном вчерашней бури.
Впрочем, бури «Стремительному дракону» не досталось. Он легко удрал от клубящихся чёрных туч, решивших отыграться на Эль-Муралы: беснуясь и рыча, они окутали минареты, башни дворца, крепостных стен, заполнили собою город до отказа, распухли, как опара над миской, и – обрушились на землю апокалиптическим ливнем.
Ливень смыл в море пыль, грязь, дохлых собак и людские грехи. Ярким, солнечным утром люди посмотрели на чистый, сияющий мир, выстиранные небеса и влажные мостовые, потянулись под неумолчный гомон рассветных птиц и с новыми силами отправились грешить…
– Ну так и что?
– осведомился Шахрияр, сверкнув перстнями в рассветном солнце. – Доберутся мои наложницы до земель Египетских? И где ныне в нашем благословенном городе промышляет воин, зачем-то выкравший негодниц из дворца? И где же, драгоценная Шахзадэ, обещанные сведения, что могли бы нас заинтересовать? Что-то мы их не наблюдаем в твоей пустопорожней болтовне…
Сказочница склонила голову:
– С превеликой радостью я ответила бы своему господину на его проницательнейшие замечания, но… Наступило утро, повелитель, и я вынуждена прекратить дозволенные речи. Меня ждёт палач и плаха…
Шахрияр пожевал губами и мрачно уставился на девушку.
– Плаха подождёт, - выдавил он из себя с неохотой и поднялся на ноги. – Вечером доскажешь, чего не успела. А после уж… после мне твоя голова вряд ли ещё пригодится. Хых!
– -----------------------------------
Свесив ногу, Кира расслабленно покачивалась в матросском гамаке. Нога цепляла жесткую Сырникову шерсть, щекотавшую босую пятку. Пса эта рассеянная ласка вполне устраивала – он млел. А Кира, скорее всего, его присутствия даже не замечала: она безучастно пялилась сквозь безупречную прозрачность небес – без мысли, без эмоции, без боли. Хорошо…
Хорошо после всех волнений, боли, страха чувствовать себя пустой и гулкой, как алюминиевая канистра. Забавная реакция… Интересно, это откат после смертельной опасности, которую она нежданно-негаданно избежала? Или…
Бывшая одалиска перекатила голову набок, равнодушно уставившись на затылок резной драконьей головы, служащей сомнительным украшением корабельного носа. Голова качалась над горизонтом вверх-вниз, как на качелях…
Откат после смертельной опасности? Как бы не так! – фыркнула Кира. Я этих опасностей за последнее время столько пережила – давно иммунитету пора выработаться!
Не из-за этого вовсе.
Вовсе даже из-за другого. Из-за него одного. Из-за Медведя, проклятого недооборотня! Чтоб он провалился! Тут уж об иммунитете мечтать не приходится – напротив: с каждой встречей и каждым расставанием всё тяжелее и горше. Болезнь прогрессирует и прививки от неё, по всей видимости, не существует…
Где-то на периферии страдающего сознания замаячил Никанорыч. Покрутился недалече, потом присел подле гамака, на якорную бухту, откашлялся и потёр ладонями колени.
– Кхм-кхм… - купец прищурился на утреннее солнце. – Ничё так подружанька твоя, - пробасил неуверенно. – Ладненька така, черноброва… Глазаста – страсть! Откель она родом, говоришь?
Кира лениво качнула ногой:
– Из Персии.
– Угум, - донеслось с якорной бухты. – Надо же! Далёко… А что за семья у ней, не знаешь? Нет? Да откель, конечно… Само собой…
Разговор клеился плохо. Его собеседница безучастно таращилась на драконий затылок. Сырник дрых.
– Добрались-то как вчерась? Благополучно? Не рассказываешь ничего…
Никанорыч почесал нос, сморщился и зычно чихнул:
– Оно, вишь, как получается, - пробормотал он, утираясь огромным, словно наволочка, платком, - не умею я, стал быть, девок утешать. Чего сказать – не придумаю… Опосля такого-то…
– Какого такого? – нехотя проговорила Кира, едва разлепляя губы.
Ушёл бы, надоеда. Как же влом сейчас с кем бы то ни было разговаривать… Дайте пострадать человеку всласть! Себя пожалеть, слезу пустить, дыхание задержать, вспоминая головокружительные ощущения от прикосновения его горячих пальцев, сжавших её плечи перед расставанием…