Стараясь двигаться как можно тише и при этом, как назло, ощущая себя слоном в посудной лавке, девушка торопливо посеменила мимо. И, вот, когда она уже миновала полоску света…

– Гхм-гхм! – раздалось за спиной так громко и вызывающе-внезапно, что спалившаяся разведчица подпрыгнула.

Потом, поджавшись внутренне, обернулась.

В проёме двери, распахнутой теперь настежь, держась одной рукой за скобу, другой за косяк, и покачиваясь на нетвёрдых ногах, стояла горгона.

– Зах-ходи, - промычала она и посторонилась приглашающе.

Кира, поколебавшись, приглашение приняла. А что? Намахну с тёткой, сниму стресс. Всё лучше, чем унылая скука темницы, дурацкая болтовня Пепелюшки и самоедство по поводу собственного бессилия.

В комнате горгоны было ещё более неопрятно и аскетично, нежели в отведённой пленницам спальне. Узкий топчан с засаленным соломенным тюфяком и колченогий стол с двумя табуретами при нём – такая вот обстановка. На столе – вся радость: большая залапанная бутыль, опорожнённая более, чем наполовину, и жестяная кружка.

Хозяйка кивнула гостье на табурет и тяжко плюхнулась напротив. Плеснула себе в кружку, поднесла было ко рту, но вовремя вспомнила о долге гостеприимства. Бережно отнеся посудину на вытянутой руке в сторону, другой рукой она, нахмурившись, пошарила в полости под столешницей, добыла оттуда щербатую миску. Протёрла её спущенным на основание ладони рукавом и швырнула на стол. Плеснула и в неё.

– Ты уж не обессудь, девка, - сказала хрипло, подтолкнув миску к гостье. – Чем богаты…

Кира скривилась, понюхала пойло, попробовала на язык… Крепкое вино казалось густым и горячим, словно ртуть.

– Не боись, - успокоили её, - вино хорошее, из господских погребов. Ты, небось, в жизни такого не пробовала, лапотница? Куда тебе, козе драной…

Лапотница хмыкнула зло и махнула выпивку отточенным движением заправского пьяницы. В глазах горгоны промелькнуло что-то похожее на уважение. Она отпила из своей кружки и, путаясь руками в складках фартука, вытянула из кармана курительную трубку.

– Ну? – вопросила она многозначительно, пытаясь набить её табаком. Пальцы плясали и тыкались мимо, просыпая травяные крошки на стол, колени, на пол… - Чего бродишь по коридору маятнем? Что, дверцу, либо, нашла? А? Ах ты ж, премудрая курица… Думала, должно, перехитрила всех на свете! Ну и чё? Перехитрила? Все уже пути разведала?
– Кира со стуком поставила плошку на стол. – Понравилось? Ну а то как же… Давай ещё подбавлю…

Бутыль снова булькнула, наклонившись.

– И чего бродишь? Чего не сидится мирно, господина не ждётся? – она, наконец, прикурила и затянулась. – Глупые, истеричные девки. Всё сбежать норовят, всё слезьми умываются, о пощаде молят дуры. Чего вам не так, скажи? Барон-то – мужик хоть куда! Разве не за благо любиться с таким? – её синюшные губы изогнулись в кривой усмешке. – Мне б на ваше место, гусыни, уж я бы не стала от господских ласк бегать…

– С удовольствием с тобой поменяюсь, - буркнула гусыня.

Горгона остановила на собутыльнице неприветливый взгляд, медленно потянулась к ней через стол и вдруг вцепилась костистыми пальцами в рубаху на груди, скрутила ткань, наматывая на кулак.

– Ах ты сучка пейзанская… - протянула она ровным голосом. – Глумиться надо мной вздумала? Думаешь, не знаю я, что мужик на сладкое личико да на юные перси падок? На таких, как ты! Мне тут не светит – на что ему тухлая селёдка…

– Это ты верно подметила, - Кира попыталась отцепить жёсткие пальцы от рубашки, - про тухлую селёдку. Только в чём здесь моя вина, скажи?

Пальцы медленно разжались и оттолкнули объект чёрной зависти. Тот шлёпнулся задом на табурет и перевёл дыхание.

В лице горгоны потухла ненависть, сменившись обычной угрюмостью. Она сунула трубку в рот, затянулась, выпустив облачко дыма…

– А что, - отважилась прервать молчание Кира, - часто барон себе девушек вот так… привозит?

Пьяная тётка скосила на любопытную девку мутный глаз, прищурила его раздумчиво, будто взвешивая что-то и обмозговывая погружённой в туман головой. С ответом она не торопилась. И когда уже Кира отчаялась этот ответ получить, пьяница вытащила изо рта трубку и сказала, глядя в закрытое ставнем окно:

– Частенько. А как же? Мужчина он молодой, здоровый, а девки… Девки-то все одноразовые…

– Почему одноразовые? – не поняла собеседница. – Твой хозяин так любит разнообразие в любовных утехах?

Горгона глотнула из кружки, утёрла рот тыльной стороной ладони:

– Напротив. В этих самых утехах он весьма постоянен.

Она уставилась Кире прямо в глаза – её, видимо, забавляла смена выражений в них: от непонимания к недоумению, от недоумения к осторожному опасению…

– У него всё едино заведено: унял похоть – уйми иную жажду…