— Ну и кто в этом виноват?

Хмыкнув, я сел на небольшую тахту, положил ногу на ногу и устроил руки вдоль спинки. Под пристальным взглядом Влад нисколько не стушевался, зато обратил внимание на царапину и нахмурился.

— Что там произошло, Алекс?

Я прищурился, судорожно сжал пальцы и вновь представил шею старшего унтер-офицера. В узах затрещал его предсмертный хрип, когда пущенная пуля остановила навсегда лживое и черное сердце предателя.

— Сделал вашу работу, Влад. Избавился от человека, покусившегося на мою жизнь, — едко ответил я, отчего тот опустил ресницы и скрыл от меня выражение глаз. — Теперь хочу знать, кто отдавал приказ об отбытии лейб-гвардии на учения. Почему, черт возьми, во дворце в момент нападения не было ни одного мага высшего уровня, и как та тварь обошла защитные амулеты на въезде.

— Я выясню, — склонил голову Влад.

— Слушай внимательно, — поднявшись, я подошел к нему вплотную и вдохнул горький аромат пороха с кровью. Его кровью. — Всех рядовых, офицеров и начальственный состав дворцовой стражи перепроверить. Разжаловать начальника охраны, затем поместить в Петропавловскую крепость для допроса. Пойманную горничную отправить следом, вытрясти из нее все подробности. Если надо — применяйте пытки. Но чтобы к утру у меня на столе лежал отчет: кто, что и кому ждать расстрела.

Влад затаил дыхание, а я придвинулся ближе и прошептал ему на ухо:

— Молись богу, чтобы ты оказался непричастен.

— А иначе?

Вопрос прозвучал двусмысленно и дерзко. Наши взгляды встретились, и впервые я затянул с ответом.

— В противном случае беги из страны. Потому что я не собираюсь делать выбор между братом и короной.

Отступив, я громко откликнулся, когда в двери постучали:

— Войдите!

На смену безмятежности пришел страх, который меня и разбудил.

Как только я открыла глаза и оглянулась, облегчение укутало теплым покрывало и убрало с языка прогорклый вкус паники. Сладкая эйфория ударила в голову не хуже мартини от ощущения собственного величия.

Я не сразу поняла, что эмоции не мои. Беззащитный разум подвергся атаке чужих чувств. Резкие черты лица лекаря разгладились, а под его нависшими веками засиял радостью взор. Страх растворился в глубине зрачков цвета крепкой заварки, и Владимир Яковлевич Боткин стер влажную каплю с кончика длинного носа.

— Душечка, вы очнулись, — вместе с круглой головой затряслась редкая бородка. Среди посеребрённых нитей мелькнула улыбка.

Главный лекарь императорской семьи сбросил полупрозрачные искры с пальцев, затем закрыл пробкой небольшой флакон с пахучей жидкостью. Я так и не разобрала по запаху, что это за смесь, но она показалась мне очень знакомой.

Ее горький аромат раздражал слизистую и напомнил о терпких восточных специях. Однажды Дмитрий, мой почивший муж, привез целую коробку пестрых баночек из Османской империи, а я в них по глупости сунула нос. Потом долго приходила в себя и с трудом избавилась от чиха.

— Что со мной? — голова гудела, тени сливались воедино и черной кляксой расползались по комнате.

Взгляд прошелся по мебели и стенам, где-то в груди екнуло сердце. Императорские покои я узнала сразу, потому что видела множество фотографий из музеев и архивов с интерьерами Зимнего дворца.

Большая часть отделки сохранилась в первозданном виде со времен первой попытки переворота в тысяче девятьсот семнадцатом году. Остальное восстанавливали при прабабке Алексея по снимкам и личным записям архитекторов прошлого века.

Невольно вспомнились рассказы преподавателя экономики о том, сколько бюджетных денег спустили на Зимний дворец. Как и то, что после роковой лекции Макара Андреевича в университете больше не видели.

— Магическое истощение, — ответил Владимир Яковлевич. Он поправил очки, и квадратные стекла блеснули от яркого света. — Вам требуется отдых в два или три дня, Ваше Сиятельство.

— Исключено.

Владимир Яковлевич замер, а я повернула голову в сторону Алексея. Прислонившись к стенке, он сосредоточенно набирал что-то на экране смартфона. На крышке корпуса красовался личный герб Романовых — червленый орел с мечом и щитом, увенчанным малым орлом, а по кругу оторванные серебряные и златые львиные головы, как напоминание о величии страны.

Все только наше, родное.

Владимир Яковлевич от возмущения подпрыгнул на стульчике, отчего жалобно скрипнули тонкие ножки. Стерев шелковым платком испарину, он недовольно засопел:

— Ваше Императорское Высочество, у Ольги Павловны сильное эмоциональное потрясение! Для эмпата с низким уровнем ментальной защиты это очень опасно!

Облизнув пересохшие губы, я затаила дыхание и дождалась, когда Алексей соизволит оторваться от государственных дел. Конечно, любовница и шпионка не столь важна, если речь идет о державе. Но все-таки от моей работы зависело многое.