— На всякий случай, если тебе интересно, кроме тебя здесь никого не было…

Его тело поворачивается ко мне, и он целует меня. Я улыбаюсь в его нежные губы, чувствуя себя невероятно счастливой.

— Теперь твоим вещам наконец-то есть место в нашем шкафу вместо этих коробок.

Он говорит это так небрежно, что я не думаю, что он даже расслышал то, что сорвалось с его губ.

— Наш шкаф? — говорю я, пытаясь изобразить, как успокаивается мое сердце при его словах.

— Да, — говорит Лука.

Уверенность в его тоне выпрямляет мой позвоночник.

Просто да.

Никакого рассмотрения. Никаких объяснений.

Пространство, которое мы занимаем, внезапно становится моим.

Наш.

— Ты уверен, что я планирую вернуться?

Я дразню его, пытаясь убрать серьезный тон из его дразнящего голоса. Мои собственные эмоции все еще пытаются сопротивляться его намерениям. Не потому, что я не хочу его, а потому, что я хочу его слишком сильно.

— Да, — говорит он, как будто это очевидно. — Ты можешь делать здесь все, что захочешь.

Деревянные полы внезапно напоминают движущуюся палубу корабля.

Это то, на что похоже доверие? Просто однажды проснуться и понять, что человек, которого ты хотел сбросить со скалы, прыгнет с тобой? Я хочу почувствовать с ним освобождение, и что-то дикое внутри меня просит, чтобы его укротили.

— Тогда я могу это сделать?

Я медленно вытягиваю слова. Я сбрасываю новые кроссовки с ног и бросаю их в беспорядочную пачку на своей стороне шкафа.

— Если тебе так нравится хранить свои вещи. Лука давно отказался от складывания. Вместо этого он стоит там, наблюдая за каждым моим движением. — Тогда да.

В его голосе звучит знакомый вызов, заставляющий мой здравый смысл уступить обещанию чего-то безрассудного, назревающего между нами.

Я достаю из ящика одежду и бросаю ее на пол. — Что насчет этого?

— Я же говорил тебе, Эйвери.

Его голос становится глубже с каждым словом. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его, и он ласкает мои пальцы своим ртом. Электричество потрескивает в моем пупке. — Здесь все для тебя, делай, что хочешь.

— Все?

Мои губы скривились от предложения, которое я раньше не решалась принять.

Я никогда по-настоящему не исследовала свои собственные жадные фантазии, зная, что ни один мужчина не сможет сравниться с моими необузданными желаниями. Но с Лукой я хочу испытать, каково это — рухнуть в него, отдав каждую плотскую часть себя.

— Чего ты хочешь, Эйвери?

Каждой молекулой своего существа я знаю, что могу попросить Луку переложить землю у меня под ногами, и он без колебаний сделает это. Так что я, не колеблясь, говорю ему правду.

— Тебя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ЛУКА

Эйвери продолжает сеять хаос в ее части туалета, на ее лице появляется зубастая ухмылка. Ее озорные глаза вызывают улыбку на моем лице. Обычно я бы сошел с ума прямо сейчас, увидев беспорядок на полу.

Но в моем шкафу есть нечто гораздо более интересное, чем беспорядок.

Я смотрю на женщину, которую хочу сделать своей, когда она двигает своими неотразимыми голыми ногами к стене моих галстуков.

— Эйвери.

Мой голос низкий с предостережением, как будто я никогда не слышал его раньше.

— Лука, — бросает она вызов, затем берет в ладонь горсть моих галстуков.

— Даже не думай об этом.

Но она уже таскает их со стены толпами.

В одно мгновение я отрываю Эйвери от земли и поднимаю ее тело на руки. Ее смех затихает, и я пользуюсь случаем, чтобы поправить ее бедра вокруг своей талии, а ее руки обвивают мои плечи.

Она чувствует себя податливой в моих руках. Волнение пронзает меня, и карие глаза ее соответствуют моему предвкушению. Я чувствую себя на вершине гребаного мира, наблюдая, как эта женщина ждет моего следующего шага.

— Мне нравится, когда ты плохо себя ведешь, — говорю я, вынося ее из туалета в спальню. — Но мне действительно понравится заставлять тебя подчиняться.

При этих словах губы Эйвери встречаются с моими, и наши языки возвращаются к своему танцу. Моя длина агрессивно пульсирует, когда я несу ее к нашей кровати. Я осторожно сажаю ее на простыни. Ее вчерашнее освобождение не идет ни в какое сравнение с тем, как она собирается кончить вокруг моего члена.

Эйвери не ждет, чтобы нетерпеливо встать передо мной на колени на матрасе.