Шрифт:
— Извините, — ответил маг. — Это был глупый вопрос. Скорее по привычке, чем из-за чего-либо еще. Сомневаюсь, что кто-то спал. — Он провел рукой по волосам. — Я, конечно, не спал. Я все еще ожидал нового нападения.
Честность этого человека немного остудила гнев Зорики:
— Не извиняйтесь. Я была груба. Я устала и... расстроена.
— Это понятно.
Зорика подняла глаза:
— Я рада, что вы здесь. Я бы потерялась без вас.
— Я тоже рад, что я здесь — большую часть времени. Должен признаться, были моменты, когда я желал иного... желал благополучно вернуться в свою библиотеку в Айсаире.
— Я только что подумала о том же, — сказала Зорика. — Я думала о Вексе... мужчине, которого я встретила. Однажды он попросил меня выйти за него замуж. — Было странно произносить эти слова вслух. Она никогда раньше никому об этом не говорила. Даже Тиннстре. — Я сказала нет.
— Он показался мне хорошим человеком. — Аасгод сжал ее плечо. Простой жест, но ей этого не хватало. — Важно, чтобы вы помнили об этой любви и дорожили ею в предстоящие тяжелые дни. Это может все изменить.
— Аасгод... — Зорика замолчала, не зная, стоит ли говорить о том, что ее беспокоит.
— Да, Ваше Величество?
Она отвернулась от него и взяла свой шлем:
— Ничего страшного. Не волнуйтесь.
— Если вас что-то беспокоит, Зорика...
Она закрыла глаза:
— Просто... говорить об этом — это как предательство… Особенно говорить с вами.
— О, — сказал маг. — Тиннстра.
Она подняла глаза, на глазах у нее выступили слезы:
— Да.
— Вы можете мне доверять. То, о чем мы говорим, остается между нами.
— Меня беспокоит не только то, что она сделала. Дело в ней. Она... так сильно изменилась.
— Разве не все мы изменились?
— Вы в последнее время разговаривали с Тиннстрой? — тихо спросила Зорика.
— Нет. Уже несколько дней. Она замкнута, и, как вы знаете, мы никогда не были лучшими друзьями.
— Я беспокоюсь о ней. Глупо, правда, — ей, как никому другому, не нужно, чтобы о ней беспокоились, — но я беспокоюсь.
Аасгод помолчал, тщательно подбирая слова:
— Она... она хочет выиграть эту войну.
— Но какой ценой? Вы знаете, как ее называют солдаты?
— Да. Одни говорят, что она дочь Синь, другие — что она сама Синь. Они думают, что она — Смерть.
Зорика вытерла уголок глаза:
— Она моя мать.
— И всегда будет.
— Тогда почему я ее больше не узнаю?
— Тиннстра вернется к вам, когда все это закончится. В глубине души она хороший человек. Вы это знаете.
— Когда-то была. До того, как она начала пить воду Чикара. До того, как вода ее изменила.
Аасгод замолчал, как будто пытался придумать, что ему следует сказать.
— Это правда, она пьет слишком много воды. Каждый раз, когда я ее вижу, мне кажется, что она выпила еще. Но я беспокоюсь не только о том, как это влияет на нее. Мы привезли с собой из прошлого совсем немного, и запас Тиннстры, должно быть, уже на исходе. Я боюсь, что скоро она начнет пить мою.
— Мы не можем этого допустить. Без воды вы будете бессильны.
— Ну, разговор с ней не поможет. Я удивлен, что она до сих пор не пырнула меня ножом.
— Что нам делать?
— Не знаю.
— Я боюсь, — сказала Зорика. — Боюсь, что она...
— Боюсь, что она сделает что? — Голос Тиннстры заставил их вздрогнуть.
Они оба покраснели, и Зорика почувствовала себя виноватой. У входа в палатку стояла ее мать:
— Тиннстра! Я не знала, что ты здесь.
— Очевидно. — На глазу Тиннстры была новая повязка, черная. — Есть ли что-нибудь, что ты бы хотела сказать мне в лицо, то, о чем ты с удовольствием говорила за моей спиной?
Аасгод шагнул вперед, встав между двумя женщинами:
— Тиннстра, все было не так.
— Заткнись, или я отрежу тебе язык, — огрызнулась Тиннстра. Она набросилась на Зорику. — После всего, что я сделала для тебя — отказалась от всего ради тебя, — и так ты мне отплатила? Ты сказала ему, что боишься меня? Милостивые Боги, я практически твоя мать.
— Ты действительно моя мать, — сказала Зорика. — Ты неправильно поняла, что я пыталась сказать.