И снова Натали стало приятно от его слов. Однако, зная уловки этого повесы, она постаралась перевести разговор на другую тему.

– Я не была на таком пикнике, наверное, лет… восемь или девять.

Он присвистнул:

– Так давно! Значит, тебе нужно многому учиться заново. Получается, что в последний раз ты участвовала в такой увеселительной прогулке еще ребенком.

Она кивнула и задумалась о чем-то своем.

– Когда я была маленькой, а мои родители еще не расстались, мы часто ездили летом в Брайтон. Там ходили на пляж купаться, иногда устраивали пикники. Я очень скучаю по тем временам.

– Ты была единственным ребенком?

– Да.

– А что же разрушило вашу семью? Если, конечно, тебе не больно говорить об этом.

Она вздохнула и какое-то время колебалась, но затем решилась.

– Моя мать – из обеспеченной буржуазной французской семьи. Мой дед до революции был близок к французской аристократии, потом он стал членом Директории, а позднее – министром в правительстве Бонапарта. Моя мать стала взрослой как раз в то время, когда Наполеон прославился во главе французской армии.

– А как познакомились твои родители?

– Они встретились в 1797 году, тогда маме было восемнадцать. Дедушка привез с собой свою семью в Лондон, когда отправился в Англию с деловым визитом. Видишь ли, у дедушки в Париже, в пригороде Сент-Антуан, была большая галантерейная фабрика. А мой отец только начинал работать агентом – посредником на Лондонской бирже. В то время континентальная блокада Бонапарта ухудшила отношения между Англией и Францией и нанесла вред торговле Великобритании. Так или иначе, а двое мужчин вместе занимались делами. Вот тогда отец и мать и встретились.

– В условия сделки входил и брачный контракт?

– Думаю, что да. Хотя, я уверена, что в то время они были влюблены друг в друга. Впрочем, их отношения довольно скоро стали сложными. Разногласия между ними усилились после того, как Наполеон стал императором Франции. И особенно, когда в результате Берлинских соглашений дела моего отца пострадали. Все это время моя мать оставалась привержена республике и питала большую страсть к Бонапарту.

Райдер вопросительно вскинул бровь:

– Разумеется, страсть в политическом, а не плотском отношении.

Последнюю фразу Натали произнесла в нажимом на слова «в политическом», и Райдер громко рассмеялся:

– Я услышал это с облегчением, – уколол он.

Натали не придала значения ни смеху, ни реплике обожателя. Она спокойным тоном продолжала свой рассказ.

– Задолго до того, как Бонапарт был изгнан на Эльбу, мои родители ужасно поссорились по поводу агрессии императора. В результате вспыльчивая мать собрала вещи и вернулась в Париж.

– Извини, – искренне произнес Райдер. – Я и не знал, что у нас так много общего.

– Правда? – удивилась Натали.

– Да, – кивнул он. – Прежде всего, оба мы остались без матери. Оба – единственные дети в семье. И потом, мы унаследовали по два типа национальной культуры: ты – наполовину англичанка, наполовину француженка, я – наполовину англичанин, наполовину итальянец.

– Вот интересно! – сверкнула она карими глазами.

– Путешествуя молодым человеком по Европе, мой отец познакомился с матерью, – тяжело вздохнув, начал свой рассказ Райдер. – После того, как они поженились во Флоренции, он привез мою мать и мою бабушку в Лондон. Союз моих родителей я бы назвал условным – они заключили его в основном ради положения в обществе и ради наследника, который был нужен отцу. Хотя, надо признать, моя мать относилась ко мне замечательно. К несчастью, она погибла в результате несчастного случая. Это произошло четыре года назад.

Натали сочувственно прикоснулась к его руке.

– О, Райдер, как мне жаль, – произнесла она вполголоса. – А твой отец? Что с ним?

– Он и по сей день живет в Лондоне, – безразличным голосом сказал Ньюбери.

– Мне кажется, между вами не очень хорошие отношения? – спросила она, заглянув в его печальные глаза.

– Да, не очень, – согласился он.

Оба замолчали и постепенно сосредоточились на еде. Райдер ел с отменным аппетитом и закончил раньше Натали. Опершись на локоть, он неотрывно смотрел, как девушка ела мясо и фрукты.

Во время своеобразной исповеди каждый из них погрузился в мир личных переживаний и отдалился от другого. Но теперь это отчуждение прошло, и Натали почувствовала, как его сменило нечто другое, для нее гораздо более опасное – сближение. Разгоревшийся в глазах Райдера огонь страсти совершенно лишал ее сил и воли к сопротивлению. А Райдер все наступал и наступал. Несмотря на ее протесты, он как бы невзначай протягивал руку, чтобы положить ягодку клубники или кусочек хлеба ей в рот. При этом его пальцы касались ее губ и вызывали в душе предательское томление. Несколько раз он наполнял бокал вином и бессовестно уговаривал ее выпить. Подавая ей виноград, он усмехнулся.