— Слазь, я тебе ножик принес, — сказал юнга.

Нож был недурен: прямой клинок, в меру длинный, с рукоятью из просто выглядящего, но непонятного дерева. Узкие ножны с крепкими шнурками.

В немом восторге Манки запрыгнула обратно на борт, спрыгнула, снова запрыгнула…

— Хватит мелькать, — призвал к приличиям Энди. — Примерься к инструменту и прячь. Носить на виду будет неразумно.

— Это точно, — поддержал юнга. — Здесь дамы тихонькие, не скачущие и вообще лишний раз на глаза чужим не являющиеся. Скучные дамочки. Так себе городок, я уже предупреждал.

Мартышка налюбовалась на нож и принялась пристраивать его под платье. Юнга сказал, что на такую заголенность ему невеста смотреть вообще не позволяла и пошел разжигать костер для готовки ужина.

С ножами Манки обращаться привычки, естественно, не имела — ножны топорщились даже под свободным платьем. Из-за худобы обезьяньей, что ли? Энди отрезал кусок веревки помягче:

— Иди сюда, палубное чудовище.

Теперь нож висел как нужно, оставалось подогнать длину веревочной перевязи. Энди сидел на корточках перед задравшей платье мартышкой, вязал узел. От обезьянки пахло теплым деревом и свежей смолой. Сухая она как щепка, грудь едва заметна. Дитя скал и беззаботных игр на ветвях.

Скальное дитя чуть заметно покачивало бедрами.

— Не надо, — оказал ночной рулевой, зубами затягивая узел.

— Невкусно? — вкрадчиво прошептала соблазнительница.

— Полагаю, что вкусно. Прямо таки даже уверен. Но я, видишь ли, еще частично джентльмен.

— Осел ты, — подумав, сообщила мартышка.

Энди закончил с перевязью, ухмыльнулся, и одернул обезьянье платье.

— Я ног мыть, — сердито сообщила мартышка, поддернула подол еще выше и направилась к воде. Шла как учили всем экипажем: разогнувшись в полный рост, держа спину прямой, а подбородок поднятым. При этом ягодицы, в сущности столь поджарые, что и ягодицами их не назовешь, играли с поразительной отчетливостью. Прямо парочка красных шаров[2], пусть и невеликой, но очевидной ценности. Вот кто мартышку этому игровому приему учил? Вдова, что ли, развлекалась?

Рулевой вернулся к костру. Гру, экономно колющий здешнюю дорогую щепу, и, конечно, ничего не видевший, заметил:

— Изменилась девица.

— Наполовину. Одна нога гладкая, другая в мозолях.

— Ей же обманник одну ногу обсосал. Но я больше про манеру хода дамскими галсами. С кормы весьма заметно.

— На пользу ли? Лучше бы ей с головы начать меняться. Вихляние задом — сомнительный курс к человеческому счастью.

— Ну, островитянка же. Трудный и непредсказуемый народ.

— Обезьяний народ?

— Обезьяний, болотный, долинный или песочно-прибрежный — разве поймешь разницу?

— юнга потянулся к мешку. — Я колбасы принес, можно поджарить. Вот шмондючья ситуация — денег хватает, а колбасу приходится брать — без поджарки такую и есть страшно.

— Скромность и еще раз скромность, — напомнил Энди, думая вовсе не о дешевой колбасе.

Шифровка

Лагуна — Твин Кастлу

Да сколько можно?!..……и полная… Доползли до Сарканда. Ждем. Но это ж дыра! В

смысле, отвесная полудыра. Третий день сидим на обрыве, плюем вниз, попадает ли на кого — вообще не видно.

Проведена конспиративная встреча с агентом Огрызок. Агент погряз в механомещанстве. Патрубки-вытрубки, фильтры-мыртры, сальники-дульники. Скоро совсем спятит. Считаю дальнейшее проведение операции нецелесообразным.

Из блокнота ^Гениальные размышления и склероза.

Заметки к лекции «Психиатрическое значение календаря гомо сапиенс и связанные с ним предрассудки».

Жизненный пример. Назначена конспиративная встреча. Место — подземка-«Дзержинская», время — 22:30 местного отсчета. Место рандеву мне знакомо, обстановку знаю. Прибываю из Прыжка строго на платформу станции «Дзержинской», сразу на эскалатор и наверх. Метод прост и проверен: выйти на место рандеву строго к назначенной минуте. Вид неброский: красно-желтый сарафан, «лодочки» на каблуке, шестимесячный перманент, папочка с документами подмышкой — аборигенки все так ходят. Соскакиваю с эскалатора — дорогу мне заслоняет странный самец. Длинная шуба, дубинка, морда прикрыта белым…

Мозг мой работает как челюсти акулы-голохвостки. Дубинка? Не мент. Шуба в пол? Не поп, и не купец — эпоха не та. Маска белая? Явно не гангстер, но тоже что-то сакральное. Замаскированный агент перехвата? Нет, глаза слишком блудливые.

Тут это чучело орет:

— С новым годом, девушка! С новым счастьем!

Вежливо улыбаюсь:

— Спасибо, мне уже подарили.

Ныряю под лапу в рукавице, прибавляю ходу. Вот она — дверь на площадь!

Осознаю, что мне холодно и что все окружающие пялятся анормально. На самку выше средней привлекательности смотрят чуть иначе. И тут все логически сходиться: чучело — лицедей, а вовсе не продавец календарей; на улице зима, а я промахнулась с календарным отсчетом. «Элементарно, леди Лоуд», как говаривал один мой стажер. В сущности, мелочь: август или январь — и то, и то старинно-латинское и замшелое, а ведь смотрят на тебя как на невидаль этакую. Туг и до провала недалеко.