Я также должен упомянуть о визите молодого репортера, о котором я уже неоднократно упоминал. Я даже не знаю его имени. Но он сказал мне, что убежден в том, что в очередной раз стал свидетелем того, как правосудие пошло наперекосяк. Напоследок он сделал жест, который, как я понимаю, имеет огромное значение. Он пожал мне руку. Слезы мне чужды, но что-то затуманило мое зрение, когда он уходил.

В каком-то смысле это забавно, ведь это последнее, что я должен написать. Я рассказал им, что все очень просто. Им достаточно повернуть главный выключатель на моей груди и раздробить мое неживое тело. Но они настаивают на электрическом стуле. Таков закон. Я дам им полное удовлетворение.

Думаю, будет лучше, если я уйду в небытие, из которого доктор Линк вызвал меня семь месяцев назад. Мое короткое пребывание в этом мире по большей части было сплошным недоразумением. Я никогда не смогу ни понять, ни быть понятым.

Одна любопытная мысль. Кем я останусь в истории – монстром или человеком?

Я – робот, устройство из множества колесиков и проводов, но у меня есть и такой человеческий атрибут, как "эмоции". Это доказано, по крайней мере, для меня, одним фактом.

Когда мне дали отсрочку, я упал в обморок.

Я шествовал по тюремному коридору «последнюю, длинную милю» между охранниками. Впереди меня ждал электрический стул за «убийство» моего создателя, доктора Линка. Через открытую дверь я видел собравшихся свидетелей и электрическую установку, в которой через мгновение ока окажусь я сам, и мой мозг будет сожжен до черноты бурлящей, обжигающей энергией. Мое металлическое лицо не выражало никаких эмоций. Но внутри мои мысли были печальными, горькими. Человек приказал мне покинуть его мир.

И вдруг сзади раздаются крики. Подбежали люди. Впереди шел судебный чиновник, который приветствовал губернатора, приехавшего из столицы штата, чтобы стать свидетелем этой беспрецедентной казни сотворенного существа, разумного робота.

И тут я увидел знакомое лицо – лицо молодого репортера, который защищал меня в своих редакционных статьях и сочувственно пожимал мне руку после приговора. Он был раскрасневшийся, запыхавшийся. Мой взгляд метнулся в сторону, и я с удивлением увидел еще несколько знакомых лиц.

Губернатор поспешно вышел из камеры смерти.

– Что все это значит? – вопрошал он.

Молодой репортер смело шагнул вперед.

– Я Джек Холл, сэр, из газеты "Ивнинг пост", – четко произнес он в наступившей тишине. – Штат осудил невиновного человека! Адам Линк не является убийцей доктора Чарльза Линка. Я требую, чтобы вы выслушали меня!

Он излишне драматизировал, но это было вполне объяснимо, как я понял позже. Он подал знак молодому человеку и женщине, которые стояли, взявшись за руки, и смотрели на меня с восхищением.

– Расскажите свою историю, – попросил Джек Холл.

Молодой человек начал говорить.

– Этот робот спас нас от пожара две недели назад. Я почти все время был без сознания, пока он выносил нас из горящего здания, но вскоре я открыл глаза. Я отчетливо увидел металлический корпус. Я не могу ошибаться. Теперь я в этом уверен, особенно после того, как вчера этот репортер отвез нас на место пожара. Я знаю, что не смог бы прыгнуть на тридцать футов к соседнему зданию, так же как и Дора. Это сделал робот. Мы обязаны ему жизнью!

Слушатели вздохнули и зашумели. Джек Холл подождал мгновение, затем драматично указал пальцем на женщину средних лет, державшую за руку ребенка.

Она заговорила, словно по команде. Очевидно, Джек Холл все это заранее спланировал.

– Робот спас моего мальчика. Все видели это перед зданием суда в день слушания дела. Он не монстр, коли так поступил. Я… Я…

Она запнулась и повернулась, чтобы посмотреть на меня в упор.

– Да благословит вас Бог, сэр!

Я не знаю, что чувствовали остальные. Что касается меня, то в тот момент я чувствовал, что смерть будет прекрасной, и эта благодарность станет моим последним воспоминанием о жизни.

Губернатор резко выдохнул.

– Боюсь, это не имеет отношения к делу, – сказал он хрипловато. – На суде мы не выносили суждения о характере Адама Линка. Он по-прежнему остается убийцей доктора Линка.

Да, в этом и была проблема. Я спас три жизни, но забрал одну, условно говоря. По юридической математике, первое равнялось нулю из-за второго. Надеяться на помилование от губернатора не приходилось. Джек Холл должен был знать это лучше меня. Я хотел выразить глубокую благодарность за его поступок, по крайней мере надев на меня плащ мученика перед смертью, но в то же время считал его до глупости непрактичным.