На мгновение я бросил на нее быстрый взгляд.

– Кей, давай поговорим о Джеке. Он прекрасный молодой человек, Кей. У него есть характер. Он…

На этот раз она прервала меня.

– У тебя тоже есть характер, Адам. Я как-то уже описывала тебя – большой и сильный, с серьезным мальчишеским лицом, с нежным, ласковым сердцем. Да, в тебе больше души, чем во многих мужчинах, которых я знала. В человеке важен его внутренний мир, а не физическое тело. Твой разум, Адам, – это разум великого и доброго человека. Я люблю тебя.

Она сказала это совершенно естественно, совершенно спокойно. В ней не было ни истерики, ни волнения. Она прекрасно владела собой. Глаза ее были спокойны, но в них появился какой-то блеск. Этот блеск показался мне ослепительным светом, и мне пришлось отвести взгляд.

– Кей, это полная чушь…

– Нет.

Ее голос звучал ясно и мягко. Она подошла ко мне вплотную и положила руку на мое блестящее хромированное плечо.

– Нет, Адам. Все так и есть. Для меня ты дороже всех мужчин, которых я когда-либо встречала, даже бедного Джека…

Что это была за безумная, невероятная сцена? Я был сбит с толку, ошеломлен, хотя и был внутренне готов к этому. Мои зеркальные глаза снова обратились к Кей Темпл и впились в ее красоту.

И в этот момент я возненавидел свое механическое тело. Раньше подобного не случалось. Я жаждал заключить Кей в объятия из плоти и крови и познать тайные радости человеческой любви. Теперь я действительно ненавидел свое металлическое тело, несмотря на всю его силу и мощь, отсутствие болезней, усталости и прочих человеческих недугов. Я проживал лишь полужизнь. Я мог лишь стоять у порога великих свершений и заглядывать внутрь, но так и не войти. Со временем на меня могли бы равняться величайшие умы Земли, преклоняться передо мной как перед гигантом интеллекта. Но я никогда не мог допустить, чтобы женщина, даже самая бедная и убогая, смотрела на меня влюбленными глазами.

И все же, как насчет Кей Темпл!

Мой разум пошатнулся. Это было безумием. Я поднялся, стряхнул ее руку и встал у окна, спиной к ней. Я боялся, что мое металлическое лицо выдаст мои чувства!

– Джек ждет тебя, Кей.

Я сказал это без выражения. Я произнес это как отказ. Почти как легкое оскорбление, презрение к тому, что она открыла мне, даже не выразив ей благодарности.

Похоже, она не восприняла это так.

– Джек был мне небезразличен, до сих пор небезразличен. Я могла бы выйти за него замуж, если бы не ты.

Ее голос был по-прежнему чистым, рассудительным.

Бедный Джек! Это я тогда невольно встала между ним и его счастьем. Он спас меня от гибели исключительно из доброты. А теперь я, в свою очередь, топтался на его сердце двумя ногами из холодного, жестокого металла.

Что я мог сказать? Что я могу сделать? А дальше все оказалось так до смешного просто, что я рассмеялся про себя. Я почти забыл, что я робот, а не человек.

– Но, Кей, – сказал я, – учитывая все, что ты сказала, что еще можно добавить? или сделать? Я все еще творение из колесиков и проводов, а не человек с мальчишеским лицом, каким ты меня представляешь. Я все еще металл, а не плоть!

Я снова почувствовал ее руку на своем плече – шестое чувство, служившее заменой ощущениям, поскольку у меня нет чувства осязания.

– Адам, – прошептала она мне на ухо, – важен только разум, а не тело. Я хочу быть с тобой, всегда. Я хочу…

– Кей, – медленно произнес я и понял, что если бы мое металлическое горло было способно рыдать, я бы зарыдал, – Кей, мне нужно идти. У меня назначена встреча…

Эта ложь была абсурдной, и я знал, что она это знает. Кей договаривалась обо всех моих встречах. Она заботилась обо мне, как мать… или – эта мысль захлестнула меня новой волной мучений – как возлюбленная.

Но я повернулся и ушел. Оставил ее сидеть и смотреть на меня, сложив руки на столе. Не поворачиваясь, я понял, что она смотрела, как я ухожу, и в ее глазах стояли слезы. Это были слезы, которые я должен был пролить вместо нее.

Затем я сел в машину и уехал в тишину, где можно было подумать. В кои-то веки даже металлические шестеренки робота Адама Линка почувствовали необходимость одиночества…

Прошло уже несколько часов с тех пор, как я написал этот рассказ. Мое решение окончательно принято, хотя я знаю, что оно было вынесено уже давно. Есть вещи, которые, как я понимаю, для меня так же неизбежны, как смерть для людей. Я знаю, что должен сделать, и я это делаю.

Здесь, на столе из темного тикового дерева в моей гостиной, лежат два письма и телеграмма, которые уйдут раньше меня. Телеграмма адресована моему кузену Тому:

"Дорогой Том: Завтрашняя почта принесет тебе отчет обо всех моих деньгах и имуществе. Я уезжаю кое-куда один – куда, не должен знать даже ты – и могу не вернуться. Я хочу, чтобы ты взял эти деньги и положил их в трастовый фонд для Кей и Джека. В остальном я доверяю вашему мнению. Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали, и надеюсь, что обстоятельства когда-нибудь позволят нам встретиться снова. Прощайте…"