Гладколицые муляки, на которых поначалу трудно было смотреть без страха, оказались неопасными и даже послушными существами. Они исправно выполняли любые поручения своего господина, как правило простые – «принеси», «подай», «жди здесь» и тому подобное.

Отшельник назвался Захой. Имя, кстати, шарибадское, а разговаривает без акцента, прямо как имперский аристократ. Впрочем, сразу ведь заметно, что местный хозяин – человек ученый. Сумеет на любом языке шпарить так, что перед ним стыдно будет за собственное косноязычие.

С лордом Кевином они порой заводят такие разговоры, что попробуй вникнуть – голова лопнет. Проходили бы их беседы при дневном свете – может послушал бы. Но когда бубнят и бубнят непонятное в сумраке тёмного зала, то быстро начинает клонить в сон. Сознание уплывает, укутывается уютной пеленой. И сны приходят светлые, добрые – давно таких не бывало.

Так продолжалось уже долгое время. Однообразие расслабляло, убирало тревоги, предлагая отдохнуть мозгу и телу. Вместе с тем, засасывало, опутывало липкими щупальцами сонного покоя. Мишек беспрестанно зевал, не хотел ни о чем думать и никуда не стремился. Лишь беспокойство за судьбу Боришева сына не давало окончательно утонуть в расслабленной дрёме.

Спрашивал лорда Кевина, не пора ли разбудить младенца. Ведь добрались, наконец, до безопасного места, хозяин – человек учёный, готовый помочь. Что ещё нужно?

А тот отмахнулся неопределенно – дескать, не доверяет он отшельнику, так как не может прочитать его намерений. Вдобавок, кормить малыша всё равно нечем. Не сосать же новорожденному сушеное мясо. И не навсегда же тут оставаться – как только лорд закончит исследование здешних диковинок и вдоволь наговорится с Захой, то придётся продолжить путь. Потому пусть спит пока ребёнок, теперь он так и год проспать может, ничего ему не станет.

Однажды Заха пригласил лорда Кевина в библиотеку. Мишек, выспавшийся накануне, от нечего делать увязался за ними. Побродив в лабиринтах темных коридоров, мужчины вошли в большой зал с недосягаемо высокими потолками. Парочка ламп, зажжённых муляком, освещала лишь небольшую часть помещения, остальное скрывалась в густом мраке.

В позапрошлом году Мишек с Боришем посещали публичную библиотеку Орсии – по указу императора Александрикса подобные заведения открывались в каждом крупном городе. Полюбовались чисто выбеленными стенами, повдыхали запахи бумаги и типографской краски, с уважением посмотрели на сидящих за столами мудрецов, склонивших плешивые головы над книгами. И потопали, довольные собой, обратно, к делам домашним.

Но величественный зал, который Заха называл библиотекой, оказался совершенно другим, непохожим на орсийский. Здесь не было длинных полок с книгами, не было и читательских столов. Вместо этого в стенах, уходящих ввысь и теряющихся в темноте, виднелись тысячи одинаковых углублений, размером с ладонь. В каждой такой нише пряталась табличка с начертанными на ней непонятными знаками. Глинобитная, каменная, однажды даже золотая – Заха осторожно доставал их и, подсвечивая письмена лампой, показывал Кевину. Лорд с жадным интересом тянулся к табличкам, пытаясь прочитать написанное. Мишек не вникал в беседу, но слышал, что Заха порой задавал вопросы, а изумленный Кевин не мог ничего ответить. Вот тебе и всезнающий занебник. Лорд качал головой, то удивляясь, то сомневаясь. Иногда даже радостно вскрикивал, не сдерживая эмоций.

– Мишек, а вот, похоже, и твой артефакт, восьмой подтип, - обратился Кевин к Мишеку, показывая одну из табличек. – Глянь, о такой штуковине ты мне рассказывал?

Мишек подступил поближе, присматриваясь к изображению, на котором плясали отсветы масляной лампы. Среди нагромождения безумных каракулей, продавленных в глине, красовалось изображение черного штыря – того самого, который он недавно пытался разрушить.

– Да, это наш огров шиш, - подтвердил Мишек, - и что здесь написано?

– Трудно перевести дословно… Что-то вроде легенды о том, как эта штуковина открывала «третий глаз» мудрецу, медитировавшему у её подножия.

– Меди… что? И как это вообще – третий глаз… Уродцем стал что ли?

– Ого, какой ты любопытный, оказывается, - усмехнулся Заха, тем самым перебив собиравшегося ответить Кевина. – Если ты всю жизнь прожил рядом с обелиском откровений, то взгляни на это…

Заха убрал табличку с изображением знакомого штыря и вместо неё достал следующую, сделанную из ярко блеснувшего светлого металла.

– Можешь сказать что-нибудь на сей счет? – минуя Кевина, протянул табличку сразу Мишеку, - Что ты здесь видишь?

Мишек не успел даже разглядеть как следует, что изображено на табличке, как почувствовал приближение волны. Той самой, которая не раз уже захлестывала и уносила в океан безумия, показывая жуткие видения. Попробовал сопротивляться, но не сумел – выпуклый круг на табличке ожил, как когда-то оживал и вертелся вокруг собственной оси огров шиш. Круг стал диском, а потом шаром, вращаясь всё быстрее. Необычно изогнутые дуги, висящие в пустоте, завертелись в обратную сторону. Помещение библиотеки исчезло, а вместо него перед глазами начали появляться величественные картины прошлого. Словно все книги-таблички заговорили разом, пытаясь рассказать свою историю. Тысяча театров начала представление одновременно и каждый из них старался заинтересовать, показать что-то важное. Поток информации был настолько плотным, что разобраться в нём не представлялось возможным. Удавалось выхватить лишь отдельные сцены из безумного хаоса множества спектаклей.