Как же сбежать? Из ямы, закрытой решеткой, с истерзанными руками не выбраться вообще никак. А там еще и часовой. Из-под конвоя при доставке на живодерню и обратно тоже не уйдешь. Точнее, каким-то чудом, может, и удастся… Оторваться на пару метров. Вокруг же лагерь ушастых. Сумку отобрали, и даже когтей почти лишился.

Третий день начался точно так же, как и предыдущие в гостях у эльфов. Разве что идти было куда сложнее — меня, по сути, тащили в пыточный шатер. Кисть жутко распухла, сочилась сукровицей и начинала темнеть. Недолго и до гангрены. Черт, черт, черт, вот бы сейчас открыть глаза — и оказаться под капельницей на больничной койке, с трубкой в пищеводе. Где добрый доктор мне скажет, что я полгода провалялся в коме… Зажмуриваюсь снова и снова — бесполезно. Все тот же полог шатра маячит, все те же проклятые эльфы тащат меня под руки… Гадкие, поганые, изящные, красивые твари.

И тут на глаза попалось то, чего я раньше здесь не видел. Навстречу мне из допросной вели другого несчастного, который чем-то не угодил ушастым. Присмотревшись, я понял, что несчастный на самом деле, кажется, был женщиной — тощей, грязной и замученной. Грубые серовато-черные космы спадают на лицо, голова низко опущена, драные лохмотья укутывают фигуру. Я уставился на нее, пытаясь понять, сколько ее держат в лагере. Думал, что ее тоже заинтересует встреча, но женщина механически, как робот, прошагала мимо, даже не подняв головы. Успел подметить, что с ней что-то не так, неправильно — но не понял, что именно. Должно быть, тоже следы пыток.

Похоже, что она в эльфийском плену гораздо дольше. А ходит еще сама. Это хорошо. Но ее никуда из походной тюрьмы не переводят. Только к «следователю» и обратно, как меня. Это плохо. Нет шансов, что скоро удастся сбежать на пересылке. Не похоже, что она состоится в ближайшее время. Что «разберутся и отпустят», я, само собой, не верил.

А на деревьях шумела молодая листва, ветер донес запах свежей травы… Скоро лето. Увидеть бы его.

Дальше вечер был обычным. Море боли, запах крови и пряностей, мои хриплые крики и вязкая чернота, когда начал погружаться в забытье.

Но теперь меня, когда отключился, не отволокли в яму. А плеснули ледяной водой в лицо и продолжили… Похоже, хотят сказать, что шутки кончились. Ну, я знал, что легкими сеансами не ограничатся… Им ведь очень надо знать, где создали кита-паука. Кто бы сомневался.

В общем, вечер закончился еще хуже, чем обычно. От рук перешли к художественным надрезам и уколам по телу — неопасным, но крайне болезненным. Инструменты, которые использовала длинноухая, — явно плод многовекового опыта. Ничем другим мучения, которые причиняли обыкновенные деревяшки, объяснить я не смог. Правда, думал об этом уже потом. Вначале было, мягко говоря, не до того.

Под конец со мной опять побеседовал «добрый полицейский». Снова сокрушался, что не стремлюсь сотрудничать, и пытался воздействовать напрямую на психику. Снова ушел ни с чем, раздосадованный. Вначале я шепотом, едва шевеля запекшимися губами, умолял его поверить мне. Потом, кажется, громко послал его вслух — точно уже не помню.

Позже, ночью, я лежал на земляном полу, свернувшись калачиком и тихонько подвывая. Пользуясь перерывом между допросами, на которых я вопил, матерился и старался втолковать, что ничего не знаю, даже удалось слегка подумать — лишь бы занять себя чем-то, лишь бы не замирать в ожидании следующего… сеанса. Спать я уже не мог.

В действиях эльфийки-палача я не чувствовал банального садизма. Нет, она меня искренне ненавидела, но не наслаждалась моими страданиями. Словно была неизмеримо выше этого — боль гнилокровки ее не пачкала. Она просто выясняла, откуда взялся «гимори», кто мой хозяин и почему во мне кровь звезд. Как говорится, делала свою работу.

Подозреваю, что эльфы подумали, будто я тоже искусственно создан. Не могли допустить мысли, что такие, как я, могли получиться… естественным образом. Я был в шаге от того, чтобы выболтать что-нибудь о другом мире. И сдерживался только потому, что это бы только все усугубило.

Пока я еще жив. Не знаю, скоро ли дойду до того, что предпочел бы сдохнуть.

И да, потом меня убьют — я понимал со всей очевидностью. Просто избавятся от выродка, которого пока терпят, потому что он, возможно, владеет ценными сведениями. Надо тянуть время… Иначе пустят в расход. Подкинуть им какой-нибудь пищи для размышлений. Может, отправят еще куда-нибудь для выяснения, и подвернется шанс… По крайней мере, пытки временно прекратятся. Сколько я еще выдержу?

Утро началось, конечно же, с эльфийской булки. Я лишь горько усмехнулся. Похоже, в новом мире у меня опять наладилась стабильность. Яма — булка — пытки — яма — сон…

Но днем, когда меня повели в жуткий шатер, в привычный распорядок вдруг влезла нештатная ситуация. На полдороге в пыточную к сопровождающим подскочил дежурный и что-то быстро сообщил одному из них. После чего меня потащили чуть ли не бегом, и случилась накладка: с допроса не успели увести женщину — ту, вчерашнюю. Она, едва дыша, сидела в фиксирующем кресле и растерянно хлопала глазами. Мое изувеченное тело наскоро — но крепко, сволочи! — прикрутили к врытой в землю плахе с кривыми палками наверху. И нас оставили вдвоем — в сопровождении «доброго эльфа», конечно. Остальные спешно покинули шатер. Слышалась встревоженная речь, команды, раздаваемые несколькими уверенными голосами, тихое ржание коней, звяканье оружия, шорохи и прочая возня. Да что там у них творится?