— То есть вы повстречались с Магелланцами и попали сюда случайно?

— Нет. Мы внутри ауры.

— Что это?

— Когда делаешь все правильно.

— Как вы это понимаете?

— Мы свободны и счастливы.

Молдован мгновенно переработал информацию и задал вопрос:

— Аура касается лишь вас?

— Мне иногда кажется, что она касается не только нас, не только этого мира, не только этой жизни, и не только огромной вселенной, — заявила Маша, а затем поставила формальную ироничную точку к своим припадкам. — В первую очередь, она касается моего психического заболевания…

Кирилл посмеялся и добавил:

— Нам повезло, что мы сумасшедшие. Теперь будто бы мы можем делать все-все на свете.

Молдован ничего на это не ответил, а лишь погрузил выводы глубоко в необъятное сознание. Что он мог сказать, посоветовать и предсказать в силу своих сверхъестественных способностей, никто не знал. Никто этого не хотел, даже он сам. Поэтому в его руках внезапно появилась старая побитая гитара.

— Я хочу вам сыграть, — он действительно хотел выразить и передать больше таящегося глубоко в душе, но ему были известны не только словесные способы.

— Это же «Малышка»! — заискрились глаза Яхи, полные теплых ассоциаций с гитарой. — Она еще жива!

Пират погладил нежно инструмент и уселся к остальным друзьям за стол. Минорное вступление, а затем всем знакомые слова:

— Я просыпаюсь в холодном поту… Я просыпаюсь в кошмарном бреду…

Путешественники ощущали по коже мурашки и подступающие к глазам слезы от красоты. Они подпевали и чувствовали, как песня живет в подсознании миллиардами голосов, когда-то исполнявших эту песню и так же переживающих чистую любовь. Невидимая связь превращала людей из разных времен, разных локаций в единое целое. Яркие ниточки соединяли сердца вселенной, позволяя чувствовать благодать единым организмом.

— Сядем с отцом, сядем вдвоем… На крылечке до утра… До утра …

Новое неописуемое, но такое знакомое чувство тоски по родному дому и невозвратным временам.

— А река течет, по дну гоняет камушки… Да напечет нам бабушка оладушки…

Подобно кукловоду, Молдован внушал эмоции и играл на струнах души окружающих марионеток. Он заглядывал в глаза каждом, находил тайники, а пальцы машинально подбирали аккорды, и звучали новые теплые слова песни. Казалось, не найти лучшего момента и окружения на всем свете. Море, небо, джунгли, покой стали частичками освободившихся от страстей товарищей. Молдован отсекал слой за слоем, обнажая душу.

— Здравствуй… Здравствуй… Сияешь… Сияю… Который час?… Двенадцатый примерно…

Маша вдруг застыла, ее тело показалось ей чужим, обездвиженным и существующим отдельно от нее. Руки и ноги стали тяжелыми, веки наполнялись слезами и лишь сердце переполнялось горячей кровью, будто не было грани вместительности.

— Эту… Эту… Песню мне пел перед сном папа… Когда мама ложилась раньше спать и не могла рассказать сказку, папа брал ее роль на себя и пел эту колыбельную…

Песня звездочета лилась из уст Молдована, который на этот раз не спускал глаз с девочки и возвращал ее в прошлое. Маша расцвела и от наплыва эйфории схватилась за голову. Ей казалось, что папа поет ей эту песню, сидя на краю кровати. Что мама за стенкой сладко спит и во сне подпевает. Они завтра встанут рано утром до ее пробуждения и приготовят блинчики с творогом. Они начнут обсуждать летнюю поездку на море туда, где плещутся волны и кричат чайки. Девочка проснется, а по телевизору буду показывать дурацкую комедию. Маша попросит отца изобразить на бумаге значение слова «пустота», и папа начнет рисовать облака. Облака, утопающие в лучах заката. А затем звезды. Яркие вспышки звезд, которые гаснут, стоит к ним приблизиться. А за звездами появляется тьма. Сплошная безграничная чернота. И вдруг осознание, что она уже в тебе. Но почему-то больше не страшно…

— Это что, припадок…?

— Голову набок…

— У нее есть лекарства?

— Маша! Маша! — доносится потусторонний крик, вытаскивающий на свет. — Машуль… Помогите…

Топот ног вокруг и какая-то неразборчивая суета. Хочется всех успокоить, но язык не слушается. В глазах мутная пелена.

— Маша… Возвращайся… Я с тобой… С тобой… Вот моя рука… Я не отпущу…

Первое, что осознается предельно реальным — это чужая ладонь. Именно она вырывает девушку из лап пустоты. Ее глаза наливаются неконтролируемой злостью. Она вырывается, и в попытке схватиться за горло, бросается на Кирилла. Обессиленное тело снова рушится на паркет. Кирилл, не замечая сумеречного аффекта, продолжает ее насильно держать за руку. Безумный потерянный взгляд исчезает вместе с сумерками сознания, и девушка приходит в себя. Перед собой видит взволнованных склоняющихся над ней друзей. Во рту металлический вкус. Она протирает пальцами губы и обнаруживает следы свежей крови.

— Машуль, ты как?! Все хорошо же?! — Кирилл держал ее голову на своих коленях и трясся в ужасе, желая лишь услышать, что все в порядке.

Девушка кивнула головой и попыталась улыбнуться. Она узнала родные черты любимого человека.

— Я не шутила с заболеванием, — получилось у нее связать мысли в предложение.

— Господи, — паниковала Лизи, — ты нас так напугала… Как ты себя чувствуешь сейчас?

— Лучше.

Девушка встала на ноги, получилось удержаться без чьей-либо помощи, хотя желающих оказался целый круг. Маша взяла салфетку и приложила к травмированной при падении нижней губе.

— Я хочу прилечь… Немного устала, — кожный покров оставался бледным.

— Я вам приготовил постельные места неподалеку от кафе, — оповестил Молдован.

— Я, наверное, прилягу на яхте. Там привычнее и ближе к вам… Вы не беспокойтесь и продолжайте сидеть, — медленно начала она передвигаться к лестнице.

— Там все открыто, — кинул вдогонку Яха, с сочувствующим лицом провожая ребят.

— Точно помощь не нужна? — беспокоилась Лизи.

— Мы справимся, — взяв за руку Кирилла, девушка маленькими шажками начала спускаться к берегу.