Я забыл. Совсем забыл сказать «зубнюку», что у меня реакция неадекватная на анестезию… Сознание не теряю, но какое-то время хожу, как будто в тумане. Пьянею, короче, от любых подобных средств!

– Вижу… Черт. И как его теперь одного оставить?

– Мам, ты что, с ума сошла? Это же папа! Как оставить? Разве так можно?

Чуть слезы на глаза не навернулись. Обнять захотелось девчушку. Прижать к себе. И поплакать немного – из благодарности!

Мда… Реально. Это меня повело от лидокаина, или как эта хрень называется…

– Дочь, ты что, собралась его к нам поселить? – Голос Фаины стал строже и холоднее. А беспокойство в нем усилилось…

Надо было что-то ей возразить. Что-то сказать на тему, что мне ее покои и нафиг не уперлись, и жить у них я вовсе не собирался!

Но вместо внятных слов смог только что-то промычать. И пустить слюнки. Дочь Агата заботливо их протерла салфеткой. Ну, и подумаешь, что этой же салфеткой она только что смахивала пыль с кроссовок… Обо мне давно так никто не заботился. Наверное, только мама – в детском саду…

– Ты машину вести не сможешь, как я понимаю, да? – Фаина заставила встать с дивана, на котором я так удачно и тепло пристроился, потянула к выходу из клиники.

– У… у…

Ну, допустим, смог донести свое отрицание. Фаина, кажется, поняла…

– Ключи давай.

– А?!

Похмелье начало отпускать.

Головой и качал, и мотал, и всячески отрицал…

Но руку с ключами протянул. Эта женщина умела уговаривать. Или мне вот так припёрло согласиться, и это не могло не радовать?

– Отлично.

– Ой, мамулечка, ты опять нас покатаешь, да? Круто, круто, круто! Мне нравится, когда ты гоняешь!

Твою мать!

Это на что я только что подписался?

Отдал ключи от своей тачки, в которую не всякому даже сесть разрешал? Какой-то малознакомой ЖЕНЩИНЕ?!

Ага.

Агата не ошиблась: я точно становлюсь зомби.

– Агата, ты помнишь, да? Нужно пристегнуться. И глаза закрой, на всякий случай. И уши.

– Ну, маааам… Так же не интересно совсем! Я хочу насладиться путешествием!

– Дочь, ты снова запомнишь всякие слова неправильные. А я не хочу их из тебя выводить полгода, как в прошлый раз!

– Ты хоть водить умеешь? – Чето вдруг осенило. Внезапно.

Похоже, ощущение себя на пассажирском кресле очень сильно отрезвляло…

– Умею. Права в наличии. Только практики маловато. Так что тоже – давай, пристегивайся. И глазки прикрой. И … рот держи закрытым. А то язык твой опять пострадает!

– У-у! – Я должен! Должен был видеть!

Если мы будем влетать с ней в столб, в стену, если будем падать в кювет – я хотел наблюдать это. И запомнить последние свои минуты перед смертью!

– Что «у-у»? Боишься, что ли?

Фаина презрительно дернула бровью… И губы скривила…

– Ага.

Вот это у меня отлично вышло. Еще головой кивнул.

И даже нисколько не стыдно было признаваться, что мне по-настоящему страшно! За себя или за тачку – не разобрался.

– Дурак совсем? У меня дочь сидит на заднем сиденье. Я с ней никогда не лихачу!

– Ааааа…

– И вообще, лучше помолчи. Раздражаешь, когда мычишь. – Она уверенно дернула рукоять передачи, утопила в пол педаль…

Машина дернулась, как резвый конь, и заглохла.

– Че творишь?

– Блин. У тебя автомат, да ? А я ищу сцепление…

Нужно было нанять специального человека для переговоров. Не жалеть ни времени, ни денег.

Пускай бы он за отдельную плату приобретал себе седые волосы и тратил километры нервов!

Лично я конкретно постарел за этот день. И помирать в ближайшие сутки совсем не хотелось

Зато очнулся. И протрезвел!

– Выходи.

– Что ты опять мычишь там, теленочек?

– Мама! Ты же сама говорила мне: нельзя людей называть животными. Зачем ты папу обзываешь?

Нет. Однозначно. Я начинал обожать и очень любить эту девочку! Несмотря на ее маму со странностями..

– Не рыпайся. Сиди на своем месте. Я сейчас освоюсь с машиной, и нормально домчим!

Оставалось только вцепиться зубами в кресло, выдохнуть, перекреститься… И ехать. И молиться. Несмотря на то, что я не знаю ни одной молитвы…

– Ты мне только знаки подсказывай, а то я уже успела забыть: давно права получала, не хватает практики…