Шрифт:
– Но мне казалось, я нашёл себя здесь. Мне интересно. Я горел так… И статьи я писал классные, скажи?
– Хорошо писал. И горел тоже. Заметь, ты это говоришь всё в прошедшем времени. Для тебя это уже пройденный этап. Он закончен. Только ты сам этого не понимаешь пока.
– Почему же закончен? – упирался Олег. – Мне так нравится это. Я думаю, что могу на этом поприще реализовать себя.
– Неправильно думаешь.
– Почему?
– Ты так думаешь, потому что не знаешь, куда идти. Ты растерян и цепляешься за то, что хоть и ускользает, но всё же было у тебя в руках.
– Я действительно не знаю, куда идти и что делать… Правда, – Олег с мольбой смотрел на дядю Вову.
Тот молчал.
Олег был в полной растерянности: он почему-то был уверен, что дядя Вова непременно составит ему протекцию в какую-то пусть самую захудалую газетёнку, которую читают необученные интернету пенсионеры. Раздосадованный своим увольнением, Олег утешал себя, представляя тёплый, душевный разговор с дядей Вовой, который будет петь дифирамбы его журналистской хватке, крыть последними словами недальновидного редактора и обязательно предложит содействие в поиске новой работы. И даже если вдруг не предложит, то Олег попросит, и он не откажет. А тут вдруг такой коленкор.
– А почему ты думаешь, что журналистика – не моё?
Как тонущий хватается за хрупкую соломинку, он отчаянно цеплялся за дядю Вову и готов был уже потерпеть немного критики в свой адрес с тем только условием, чтобы получить так необходимую ему помощь.
Дядя Вова сделал пару последних глотков и помахал официанту пустым бокалом.
– Понимаешь. Даже не знаю, как тебе сказать… Уж больно ты горячишься. Нельзя в нашем деле так. Тут надо без фанатизма. Что говорят, то и пиши.
– Как это «что говорят»? – вскипел Олег.
– Во, ты глянь на себя, – будто экскурсовод в музее, дядя Вова совершил демонстрационный жест, предлагая Олегу как-то изловчиться и посмотреть на себя со стороны.
– Нельзя так реагировать.
– А что мне, расцеловать тебя за такие слова? – сердито бросил Олег.
– Может, и расцеловать. Я ведь дело говорю. Объясняю тебе, балбесу, что и как. А ты психуешь сразу. Вот за что ты всё время горло дерёшь? Чего в драку лезешь?
– За правду, – не раздумывая, отрапортовал Олег.
– За какую такую правду?
– Как за какую? Она ведь одна.
– Это тебе так кажется. Ты видишь именно так и думаешь, что это и есть правда. А кто-то видит по-другому – для него правда уже другая. И он не понимает, как можно видеть иначе. Но каждый из вас думает, что прав он. В результате – конфликт, который разрешить можно только с позиции силы. Понимаешь?
– Не очень, – признался Олег.
– Потому что привык думать, что ты всегда прав. И принять правоту другого не можешь.
– Ну, как же её принять, если он, этот другой, откровенно беса гонит, – Олег заметно нервничал.
– А этот другой, представь себе, убеждён, что беса гонишь именно ты.
– И чем он докажет?
– А ты чем?
– Как чем? Если я так считаю, то у меня обязательно есть доказательства.
– Но это для тебя доказательства, а для него – просто фикция.
– Что значит «фикция»? Как он может так говорить?!
– Да не горячись ты так. Возьмёт и скажет. И ничего ты с этим не поделаешь.
Давняя рана Олега отреагировала острой болью на эти слова. Опять это «ничего не поделаешь», опять надо терпеть и смиряться. Не ожидал он этого от дяди Вовы…
– Я не могу так, – отрезал он жёстко.
– Как не можешь? – удивился дядя Вова.
– Смиряться. Терпеть. Закрывать глаза на глупость, враньё, несправедливость… – Олег понял, что потерял сейчас не только надежду на новую работу, но и товарища, которому он верил, на чьё понимание и поддержку рассчитывал.
– Ладно-ладно, успокойся. Прямо, как на трибуне.
– Я серьёзно, а ты иронизируешь. Как ты можешь… – Олег не скрывал своей обиды.
– Я объяснить тебе пытаюсь, что нет никакого смысла махать шашкой или орать до хрипоты, отстаивая то, что ты считаешь правдой.
– Что значит «считаешь правдой»? Ведь есть объективная реальность, есть факты, которые невозможно игнорировать. Нельзя говорить, что этого нет, если оно есть. И наоборот, если чего-то нет, то как можно говорить, что оно есть?
– Очень даже можно. Поверь мне. Я всю свою жизнь этим занимаюсь. Пишу о том, чего нет. Или стучу пяткой в грудь, доказывая всем и каждому, что видимое ими не что иное, как оптический обман, иллюзия, а на самом деле всё обстоит совсем иначе.