– Ого… - Я растерялась. Барбара впервые, пожалуй, сказала мне что-то приятное и серьезное. – Вряд ли кто-то отдаст мне целый приют, но спасибо за поддержку. У меня нет опыта, образования, я – последняя, кто годится на роль управляющей. Но хочется верить, что Блэкхевен окажется в хороших руках. Что новый директор будет любить воспитанников и дарить им то, чего они лишены – тепло и заботу. Ладно, идем домой. Хватит уже ползать по кустам, твои блестящие шприцы давно растащили сороки. Поголодаешь до утра.

Чтобы подняться, я схватилась рукой за стену и заорала. То ли от того, что забыла о ссадине, и поврежденную ладонь пронзила острая боль. То ли от того, что стена вдруг подалась вперед, а затем отъехала в сторону. Не удержавшись, я завалилась на бок и покатилась по ступенькам под бодрое «мяф-мяф-мяф!».

Пересчитав все ступеньки и поняв, что ниже падать некуда, я осторожно поднялась. Глаза уже привыкли к темноте, и я даже начала разбирать что-то в очертаниях тоннеля.

– Ува? – услышала я осторожный голос Барбары. – Ты там как?

– Порядок! Только синяков набила на год вперед.

– Это хорошо, потому что у нас проблема.

– И какая?

– Выход закрылся. Когда открывается потайной ход, склеп закрывается. Мы не сможем выйти. Ну, по крайней мере до тех пор, пока не поймем, как закрыть ход.

– Тогда идем по тоннелю. Спускайся осторожно, здесь ступеньки, но довольно крепкие. Этому тоннелю, похоже, сотни лет. Но странно, что мало пыли. Думаю, он вполне активно использовался.

Наверху что-то зашебуршало.

– Держи свою тварищу за хвост! – предупредила вампирша. – Знаю я, как он любит кидаться под ноги, когда идешь по лестнице.

– Мяф! – возмущенно отозвался бесенок, не то в ответ на «тварищу», не то на обвинения в членовредительстве. Но Катрин он как-то уронил, ничего не попишешь.

Жаль, Барбара не обладала активной магией: без света было туговато. Зато, как и многие темные, она обладала феноменальным слухом и чутьем, так что я надеялась, в случае чего эти ее способности нас выручат.

Рассеченная ладонь пульсировала от боли. Падая, я оперлась на руку, и теперь мрачно думала, что заразы не избежать. Придется каждый день ходить к целителю и втирать прямо в ссадину дурно пахнущие мази, чтобы не отправиться к богам раньше запланированного.

– А ты вообще ничего не знаешь о своей родне? – спросила Барбара.

– Нет, - буркнула я. – Вообще.

Зато я помню фразу Шона.

В Орхаре, например, склепы часто запечатывают кровью рода. Тогда никто, кроме потомков, не может открыть гробницу и забрать сокровища.

Вот только вряд ли в конце этого тоннеля нас ждет приз.

– Идем! – сказала я. – Кажется, ход ведет в сторону Блэкхевена.

– Ува, а если он ведет туда, где Шон доедает демона? – Барбара все же попыталась внести нотку разума и логики в наше приключение.

Но я бы не смогла остановиться, даже если бы хотела.

– Тогда приятного ему аппетита.

Каждый воспитанник Блэкхевена знает историю, которая привела его в приют. Погибшие родители, бросившие неблагополучные жители, девицы с сомнительной моралью. В большинстве случаев у воспитателей есть ответ на вопрос «почему у меня нет мамы и папы?».

«Я не знаю» слышала, разумеется, не только я. Среди нас хватало таких подкидышей, чьи родители не осмелились даже отказаться от ребенка открыто. И мы все мечтали о том, как однажды у нас найдутся богатые родственники, которые непременно увезут нас в счастливую роскошную жизнь.

Осторожнее со своими желаниями.

Разве могла я, оказавшись так близко к пусть призрачному, но шансу, узнать правду, просто развернуться, уйти и дождаться, пока Шон или Катрин соизволят придумать какое-нибудь удобоваримое объяснение?

Ход мог открыться по тысяче причин. Определенное время (вдруг магия настроена на появление на небосклоне какой-нибудь особенной звезды?), последовательность случайных действий – как с пространственным карманом, где Джебедайя обустроил кабинет, какая-то особая точка, при нажатии на которую открылся ход. Совсем необязательно, что проем открыла моя кровь, но… если это так?

Могла ли я быть родственницей Катрин Вольгурт?

По возрасту – да. Даже, если подумать, дочерью. Очень ранней, конечно, что явилось бы скандалом в благородном семействе, но история Вербии видела и не такое. Но на родство претендовало еще одно имя.