– Художник? Тогда понятно. Они все чокнутые.

Света поднялась и села в кресло, непринуждённо закинув ногу на ногу и весело поглядывая на лежащего «спарринг-партнёра».

– Чуть руки мне не вывернула, – сама чокнутая…

– Ну, ты, художник липовый, полегче на поворотах, а то у меня ещё много приёмов имеется. Могу хоть сейчас продемонстрировать.

– Ты с ней поосторожней, – засмеялся Алексей, подавая своему другу руку. – Она у нас девушка современная – мастер спорта по карате. Чуть что и в морду… Что вы не поделили?

– Ничего мы не делили, просто твой друг попросил показать ему приём, правда, Коля?

– Правда, – Николай натянуто улыбнулся.

– Вы уж меня извините, что не успел вас познакомить, но Светка так неожиданно появилась…

– Слушай, Лёха, я пойду, пожалуй, – перебил его Николай, – посмотрел, как ты живёшь, а то у меня работы полно. Новую картину начал – надо закончить. Кстати, у тебя что, мастерская есть или ты свои картины в других комнатах прячешь?

– Это долгий разговор, – вдруг смутился Алексей, – а я тебя никуда не отпущу! Сколько лет не виделись – и нате вам, дела у него, видите ли, неотложные образовались! Ничего не знаю! Сейчас посидим, выпьем, поговорим, как в старые добрые времена. – И, заметив, как его друг недовольно покосился на Светку, добавил: – А Светка нам не помешает. Она свой парень в доску! Ты просто её хорошо не знаешь.

– Она что, твоя невеста? – заинтересованно спросил Николай, и по его виду уже было видно, что он никуда уходить не собирается.

– Как тебе сказать? – удивлённо протянул Алексей, а затем весело обратился к Свете: – Ты кто мне – невеста, или у тебя другие планы на мой счёт?

– Я твоя совесть! – не задумываясь, выпалила та.

– Вот как, а я и не знал, что моя совесть без меня где-то бродит и иногда приходит ко мне. – Алексей громко захохотал. – Вот что, Колян, ты пока поболтай с моей «совестью», а я мигом – мне там немного осталось…

Света уже другими глазами смотрела на своего нового знакомого, словно он приобрёл для неё особую значимость: человека не совсем обычного и в чём-то загадочного.

– Так вы художник! Что же вы мне сразу об этом не сказали?

– Вы и не спрашивали. Драться начали. Я даже сначала не понял, что произошло. Ты-то мне тоже про своё карате не сказала.

– Вот мы уже и на «ты». Не сердись на меня, Коля, я больше так не буду.

Она резко поднялась и, подойдя к нему, протянула руку, пожав которую он ощутил в ней силу и твёрдость.

– Давай покурим, – внезапно предложила Света, взяв со столика пачку сигарет «Мальборо», и протянула её Светову.

Тот сначала решил достать из кармана свою «Приму», однако передумал и взял предложенную сигарету. Они закурили, но поговорить не успели, появился Алексей, катя перед собой небольшой столик, уставленный бутылками и закусками.

– Надо же, какой сервис. Не ожидал от тебя таких талантов! – удивлённо воскликнул Николай. – Где ты только этому научился?

– Как где! – весело завопила Светка. – Ты что, не знаешь? Он же официантом три года – в самом «Национале» – работал. Там ещё и не тому научат!

– Заткнись, дура! – Лицо Алексея сделалось жёстким и злым. – Кто тебя за язык тянет! – Но тут же смутился и каким-то испуганным взглядом посмотрел на своего гостя.

Весь вид его друга выражал и удивление, и в то же время сомнение. «Может, она шутит. Девочка явно неуправляемая. Придумала, наверное». – Николай глубоко затянулся и, выпустив голубую струю дыма, старательно погасил окурок в массивной пепельнице.

– Алёша, будь повежливее хотя бы при своём друге, – с обидой в голосе проговорила Света. – Что я такого сказала? Всё настроение испортил.

На несколько секунд воцарилось тягостное молчание, и только было слышно, как настенные часы с маятником отстукивали время. Наконец Алексей прервал молчание:

– Ладно, проехали, а ты, Света, не обижайся – знаешь же, что я не люблю этих разговоров. Мало ли у кого что было. В жизни не всегда случается так, как мы хотим. Бывает, что и через силу приходится что-то делать ради будущего…

Через некоторое время, разгорячённые спиртными напитками, друзья, сидя рядом в обнимку, мирно беседовали. Правда, в основном говорил Алексей, словно пытаясь в чём-то оправдаться перед своим другом, словно он в жизни совершил такое, что и сам давно не рад этому, и, исповедовавшись, получит чудодейственное лекарство, которое избавит его от этой тягостной болезни.

– Слушай, Колян, – пьяно растягивая слова, говорил Алексей, – можешь презирать меня – это твоё дело, но я не забыл те годы – никогда! И нашу с тобой клятву: «служить только искусству»… и наши те мечты… Боже, какие же мы тогда были молодые и наивные! А старика Азимова, Царствие ему Небесное, я до сих пор вспоминаю с каким-то внутренним восторгом. Какой удивительный мужик был. Таким надо при жизни памятники ставить. Помнишь, наши все в мастерской болтают и что-то там на холстах чирикают, а он на нас так печально посмотрит и скажет тихо: «Эх, ребятки», и всё, будто дальнейшую судьбу каждого из нас предвидел. После этого все притихнут и в свои мольберты уткнутся… Но ты пойми, не могут люди рождаться одинаковыми. Не могут! – Он схватил столовый нож и воткнул его в яблоко. Острое лезвие легко пробило его верхнюю оболочку и увязло в нежной мякоти. Из образовавшейся раны выступила янтарная капля сока, и Николаю почудилось, будто это капля крови медленно заскользила вниз и, коснувшись белой поверхности стола, превратилась в золотистую лужицу. Его даже передёрнуло от отвращения. Он молча вынул нож, а раненое яблоко отложил на другой край стола и, вытерев салфеткой золотистую лужицу, без всяких осторожностей спросил: