Недолго думая Радремон отправиться следом. Он не ощущал от ребенка какой-либо угрозы. Тот не являлся ни монстром, ни даже прислужником, но и выжить с такими травмами тоже не мог.

Иллюзия? Возможно. Образы, которые создавал Нал после обретения класса, могли уже даже взаимодействовать с окружающим миром и внешне ничем не отличались от настоящих. Но, с другой стороны, зачем использовать столь странный мираж? Ведь подобный образ насторожит даже клинического идиота.

Дураком себя маркиз не считал, а потому держался начеку и даже повесил на пояс Око Йорнатала, чтобы иметь возможность в критический момент переместиться в безопасное место. Любые ошибки можно исправить и продолжить двигаться к цели. Любые. Кроме собственной смерти.

Долго идти не пришлось, и вскоре мальчик привел фор Корстеда в небольшой тупичок. На крыльце убогой покосившейся хибары лежал труп растерзанной женщины. В последние секунды своей жизни она явно пыталась не пустить убийцу в дом. И не преуспела. Сквозь распахнутую дверь Радремон видел залитые кровью сени и хаотично разбросанные части тел. Преимущественно детских. Всюду мелькали хвосты и спины вечно голодных крыс. Похоже здесь вампиры уже отомстили за смерть сородичей.

Не самое приятное зрелище.

Однако маркизу доводилось видеть и похуже.

— Ну, и зачем ты меня сюда привел? — поинтересовался фор Корстед, не сводя глаз с ребенка.

Тот развел руками, демонстрируя царившее вокруг непотребство.

— Хочешь, чтобы я помог тебе упокоить родственников?

Молчание и неподвижный взгляд безжизненных глаз.

— Думаешь, мне есть до этого дело?

И вновь никакой реакции.

Мальчик неподвижно стоял, глядя строго перед собой, вот только при этом Радремону казалось, что тот него чего-то ждет. Или… Оценивает?

Не хватало еще чтобы его проверяли на вшивость всякие мертвяки, неспособные даже рта открыть!

Маркиз уже развернулся, чтобы уйти, оставив за собой дважды приконченный труп, как почувствовал будто глубоко в груди что-то трепыхнулось. Словно едва оперившийся птенец, брошенный нерадивой мамашей, и отчаянно пытающийся выглянуть за пределы гнезда. Или, возможно, робкий, практически зачахнувший огонек огарка свечи. Его уже и не видно за застывшей стеной оплавленного воска. Но он еще жив. Трепещется. И из последних сил пытается подарить остатки себя жестокому безразличному миру.

— Ладно. — фор Корстед вернулся на порог и вложил шпагу в ножны. — Все равно уже пришел.

Несколько особенно наглых крыс подняли окровавленные морды и злобно зашипели, ощерившись, но Радремон не обратил на них внимания. Давно прошло время, когда он с камнями охотился на грызунов, чтобы накопить на свое первое боевое заклинание.

Маркиз поднял ладонь. И с нее сорвался поток жаркого черного пламени.

В считанные мгновения Дыхание черного дракона испарило разлитую по полу кровь и обратило в прах останки почившего семейства. Вместе с несбывшимися мечтами, чаяниями, стремлениями… и крысами, пировавшими на осколках чужого горя. Лишь черное выжженное пятно осталось на обугленном полу, да разлившийся в воздухе прогорклый запах жженой плоти. Но тот уже многие месяцы не вызывал у фор Корстеда никаких эмоций.

— Доволен? — Радремон повернулся к ребенку и увидел, как у того из уголка остекленевшего глаза скатилась одинокая крохотная слезинка. Но то были не слезы боли, а благодарности.

А в следующий миг мальчик повел рукой, и разом исчезли звуки продолжавшегося в городе сражения. Будто кто-то их отрезал остро наточенным ножом.

И не только их.

Маркиз почувствовал, что лишился связи с системой и магией. Но не со всей. А стоявшие неподалеку безрукие зомби опали, словно побитые градом колосья ржи. И лишь Живое Оружие, да Око Йорнатала по-прежнему висели на поясе, готовые служить своему хозяину. Пусть последнее и с явной неохотой.

Знакомое ощущение.

— Друха? — подозрительно прищурившись, спросил фор Корстед.

Хотя, как ни крути, мальчик на нее походил слабо. А робко выглядывавшая из его черепа крыса и того меньше.

Тем не менее, мертвый ребенок впервые открыл рот, и голос его действительно чем-то напоминал старушечий. Или Радремону так только показалось?

— Основы сущего сложны и многогранны,

Вещей порядок нам не изменить.

Но если знаешь в правилах изъяны,

То грезы сможешь явью обратить.

Три дара — ключ к чертогам власти!

Сдадутся мироздания врата!

Всё благо мира и его несчастье

Твоими станут раз и навсегда.

Дар первый — как рисунок на дороге —

Он скукой с прихотью мгновением рожден.

Не стоит ничего, но дорог многим.