В марте 1881 года Вайпрехт скончался от туберкулёза, и Грили испытывал глубокое огорчение из-за того, что этот визионер не дожил до исполнения своего грандиозного замысла цепи циркумполярных станций. Но Грили по этому случаю чувствовал ещё и обострённую ответственность за надлежащее проведение задуманных экспериментов, а потому с особым интересом следил за тем, как астроном и метеоролог их экспедиции сержант Эдвард Израэль распаковывает и заносит в каталог оборудования гигрометры, барометры, гальванометры, анемометры, хронометры, магнитометры и два комплекта приборов для «термометрии солнечного излучения» (экспериментальной новинки Йельского университета), прибывших с ними наряду со множеством обычных ртутных термометров. Одним из самых увесистых предметов среди научного оборудования был 100-фунтовый цилиндрический латунный маятник для точной оценки гравитационных сил конструкции профессора Чарльза Сандерса Пирса из Береговой разведки США (будучи геодезистом по роду основной деятельности, Пирс являлся ещё и авторитетным философом, математиком и логиком).

Для жизни и работы Грили и его людям понадобится кров, вот он и привёз с собою сборный деревянный барак с двойными стенами габаритами 20 Ч 6,5 метра в плане и высотой 4 метра. Это был первый случай такого рода в истории полярных экспедиций. Как только Грили определился с выбором места для форта, плотники принялись за круглосуточную посменную работу и за считаные дни возвели стены, смонтировали стропила и покрыли кровлю рубероидом. Футовый зазор между внешним и внутренним щитами из полудюймовых досок обеспечивал хорошую теплоизоляцию, а обшивка снаружи всё тем же тяжёлым чёрным рубероидом – дополнительный подогрев в солнечные дни за счёт поглощения тепла солнечных лучей плюс прибавку ещё одного термоизоляционного слоя для защиты от лютых зимних холодов до –60 °C и ниже.

Грили лично помогал выкатывать с «Протея» последние ящики с грузом и руководил возведением и обустройством форта Конгер. В пристройках к бараку будут размещены склады научного оборудования и астрономическая обсерватория, а крытые переходы будут вести к сараям с санями, инструментами для их ремонта и запасами собачьего корма. Сами собаки тем временем рвались с привязи, рычали и лаяли, мешая Грили наслаждаться размеренным стуком плотницких молотков и любоваться искусностью и расторопностью, с которой одни его люди сколачивают дверные и оконные рамы, другие тем временем оборудуют кухню плитами, печами и котлами, монтируют двухярусные кровати и полки и даже оборудуют ванную комнату с настоящей ванной. Когда он им сказал, что скоро ударят 60-градусные морозы, частота ударов их молотков мигом удвоилась. И за неделю до конца августа – менее чем через две недели после их прибытия – форт был практически готов [10] .

За несколько дней до этого «Протей» пытался отбыть на Большую землю, но навстречу ему надуло столько тяжёлых льдов, что пароход даже из залива Леди-Франклин выйти не смог и застопорился в пределах видимости форта Конгер у прибрежного островка Датч у подножия 500-метровой горы Каирн-Хилл, названной так в честь «каирна» – груды сигнальных камней, – над тайником записей экспедиции Нэрса 1875 года. Метод коммуникации через послания в каирнах к тому времени сделался излюбленным среди исследователей Арктики по причине его надёжности. Расположение Каирн-Хилл на мысу делало эту гору удобным наблюдательным пунктом с панорамным обзором, а в ясную погоду оттуда вполне просматривались расположенные в 20 милях по ту сторону бассейна Холла и пролива Робсон гренландские берега. Зная, что «Протей» всё равно отчалит с концами, как только ледовая обстановка изменится к лучшему, Грили и его люди настрочили и передали капитану Пайку письма для доставки близким на родину.

Имея теперь пригодный для жизни дом, Грили занялся распределением обязанностей и отдачей общих распоряжений своим людям относительно его обустройства и наведения порядка в форте Конгер в целом. Ростом под 2 метра, худой, но жилистый и сильный Грили был жёстким, строгим и властным командиром и умел приводить подчинённых в трепет, сверкая на них из-за стёкол очков свирепым взглядом умных глаз. Голос его был полон решимости, а слова ясны и однозначны. Обдумывая решение или колеблясь перед выбором из двух равно возможных вариантов, он имел привычку пощипывать себя за кончик длинной, густой и окладистой остроконечной чёрной бороды. Хотя это и была первая в его жизни вылазка на разведку в Арктику, он обладал богатым опытом боёв на полях Гражданской войны и покорения Юго-Запада Америки, где в начале 1870-х он, в качестве главного метеоролога Корпуса связи и всей страны, тянул нескончаемые линии проволочного телеграфа. Однажды на бесплодных землях Дакоты он попал в такую метель, что едва не оказался погребён под снегом, и трое суток продрожал от холода под телегой, укутавшись в единственное брезентовое покрывало от завывающего ветра, не позволявшего развести костёр. Но он выжил, а когда буран утих, благополучно добрался обратно до реки Паудер и продолжил инспектировать телеграфные линии. И выполнил свою работу.

Теперь Грили, выстроив людей во фрунт, изучающе разглядывал свой экспедиционный корпус. Назвать этих людей нетрадиционными полярниками было бы слишком мягко. Перво-наперво, все они были армейскими, а не флотскими, что крайне необычно для их типично военно-морской миссии. Но все они так или иначе были военными из различных подразделений Армии США – связистами, кавалеристами, пехотинцами, – а потому он был абсолютно уверен в их способности исполнять приказы. Главная же проблема состояла в том, что и у самого Грили моряцкого опыта не было. Но, как и во всём другом, за что бы он ни брался, он был уверен в своей готовности и способности приноравливаться к чему угодно на лету, – и этого ему казалось вполне достаточно. Потому что всегда именно так и выходило.

Второго по старшинству офицера – лейтенанта Фредерика Кислингбери – Грили лично знал с 1874 года, когда тот помогал ему тянуть телеграфные линии через юго-западные равнины. Прослышав о готовящейся экспедиции в Арктику, лейтенант Кислингбери обратился к Грили с убедительным письмом с просьбой взять его с собою и выражением полной готовности к обучению, стойкости и терпению и с заверениями в способности вести войска за собою через любые трудности. К тому же Кислингбери был не знающим промахов снайпером, что также обещало пойти им на пользу. Однако Грили достаточно скоро заметил за Кислингбери склонность к меланхолии и раздражающую привычку по десять раз на дню расчёсывать и подравнивать усы. Чрезмерное внимание лейтенанта к себе и своей внешности потрясло Грили: озабоченность Кислингбери своим образом и впечатлением, которое он производит на окружающих, здесь, у самой вершины мира, до добра его не доведут.

Лейтенант Джеймс Б. Локвуд был вымуштрованным и всесторонне подготовленным потомственным офицером в возрасте под 30. Его отец, Генри Хэйс Локвуд, в годы Гражданской войны дослужился до генеральского чина. И сам Джеймс Локвуд являл образец жёсткой готовности и недюжинных способностей, обладая при этом ещё и язвительным чувством юмора, что бывает отнюдь не лишним в трудные времена. При этом он был исполнителен, подтянут и поступил под начало Грили с высочайшими рекомендациями.

Доктор Октав Пави, хирург, которого Грили нанял в гренландском Годхавне за 100 долларов в месяц, был креолом родом из Нового Орлеана, сыном французского плантатора. Медицину, в также живопись и скульптуру он изучал в Парижском университете, где, вероятно, и пристрастился безостановочно курить трубку и при этом прилизывать ладонью волосы, зачёсанные назад с высокого лба. Некогда он и сам замышлял научную экспедицию к Северному полюсу совместно с французским исследователем Гюставом Ламбером, но эти планы сорвала Франко-прусская война, на которую оба отправились, на ней Ламбер погиб в бою в 1871 году. По возвращении в США Пави оставался под чарами Арктики и решился на участие в завершившейся ничем колонизационной миссии Генри Хаугейта и остался на Севере продолжать свои научные изыскания и после того, как изрядно побитая льдами «Гюльнара» Хаугейта убралась восвояси. По части знания истории и преданий Арктики сравниться с Пави мог разве что сам Грили. Наконец, Пави был единственным из всех (кроме гренландцев Йенса и Фреда), кто был не понаслышке знаком с морозами Заполярья. Грили надеялся, что ему удастся обуздать непомерное самолюбие этого заносчивого француза.