Я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на говорящего мужчину. Он что, разыгрывает меня?

— Она сильная, и я думаю, мы все помним, что она знает, как хорошо провести время. Вы ведь не пропустили это небольшое «общение» с чемпионом Зевса, не так ли? — Мужчина хихикает, и толпа присоединяется. Я отвожу взгляд от мужчины и смотрю вниз на ряды людей с отвращением, написанным на моем лице. Что за сборище болванов.

— С таким сокровищем, как это, мы открываем торги с 10 000.

Ставки? В моей голове звучит то, что сказал доктор. Аукцион. Они выставляют меня на аукцион, как предмет мебели или кучу хлама из подвала какой — нибудь бабушки. Это то, что происходит с чемпионами, которые покидают игру?

Моя Фурия так близка к выходу на поверхность, что я чувствую, как кости в моей спине сами собой переставляются. Я горблюсь, стискиваю челюсти и вдыхаю через нос, отчаянно пытаясь восстановить контроль. Лед, который я всегда использую, чтобы успокоить себя, не приходит. Ни одной маленькой снежинки. Моя Фурия кипит. Я почти уверена, что все эти придурки заслуживают того, чтобы их выпотрошили. И все же я не готова буйствовать и выставлять себя Фурией. Слишком многое еще предстоит сделать.

Толпа выкрикивает непристойные цифры, и у меня сводит живот. Количество денег, которыми небрежно разбрасываются, могло бы прокормить мой район в течение года. А эти ублюдки используют их, чтобы купить человека.

В глубине комнаты открывается дверь. Меня пронзает ледяная паника. Это Натаниэль Роджерс.

— Пятьсот тысяч! — кричит Натаниэль через толпу, не заботясь о том, что один из этих придурков сделал намного меньшую ставку.

Толпа шумит. Нервные смешки и вздохи достигают моих ушей.

— Мистер… Мистер Роджерс, сэр, Натаниэль. Верховный жрец. Она ваша. — Человек на трибуне запинается на своих словах. Затем он опускает молоток. Звук, который он издает, — это то, что мое будущее зацементировано в камне.

По толпе прокатывается сердитая болтовня и шепот удивления. Натаниэль не утруждает себя ожиданием. Он поворачивается, щелкая пальцами на ходу, как будто это должно что — то значить. Очевидно, это имеет значение для ассистента в очках. Она выбегает на сцену, раскачиваясь, как детеныш жирафа, на своих заоблачных каблуках.

Она кладет руки мне на плечи, чтобы подтолкнуть меня, но я отступаю в сторону и пристально смотрю на нее. Что с этими людьми, которые прикасаются ко мне своими чертовыми руками? Забавно, оказывается, она использовала меня, чтобы сохранять равновесие. Она чуть не падает, размахивая руками

— Тебе нужно идти. — Она указывает на Натаниэля, как только восстанавливает равновесие.

— Для этого не требовалось, чтобы ты прикасалась ко мне.

Она прищуривается и открывает рот, чтобы заговорить, но, должно быть, видит что — то в моих глазах, отчего ее рот захлопывается.

Черт. Моя Фурия слишком близка к выходу на поверхность.

Я не утруждаю себя походом к лестнице. Я спрыгиваю со сцены, мои ботинки с мягким стуком приземляются на ковер. Первый ряд расступается, как будто я только что сказала, бу. Я топаю по среднему проходу к двери, за которой исчез Натаниэль. Элита настороженно смотрит, как я прохожу мимо, как будто боятся, что я разобью им черепа. Хотя, они заслуживали это, придя в это место, чтобы купить гребаного человека.

Глубокий вдох. Мои плечи зудят, крылья в опасной близости от того, чтобы вырваться.

Вонючий жрец вернулся, распространяя в мою сторону запах уксуса. Натаниэля нигде не видно. Жрец снова протягивает руку, как будто собирается схватить меня, но только для того, чтобы с усмешкой опустить ее обратно.

— Верховному жрецу будет очень весело поставить тебя на место. — Вонючий кусок дерьма что — то бормочет себе под нос, как будто я его не слышу.

Боги, дайте мне сил не оторвать конечности этому мудаку. Сегодняшний день может стать последней каплей в череде невероятно дерьмовых дней. Включая то, что меня схватили на улице и бросили на гладиаторскую арену, где мне пришлось драться с сотнями людей за место в этой дурацкой игре. За этим последовали испытания, в которых меня отравили, за мной охотились как за животным, и, наконец, вишенка на торте — меня продали на аукционе Верховному жрецу Вестников Олимпа. И я даже не добавляю к этому дерьмовому шторму то, что меня похитили и отвезли на встречу с лидером «Подполья».

Я сосредотачиваюсь на своем дыхании, чтобы не кричать во всю глотку.

Вонючка ведет меня по другому коридору. Этот заканчивается гаражом, где на холостом ходу стоит машина. Это тот же самый гладкий черный городской автомобиль, который, похоже, возит по всему миру всех этих богатых придурков. Жрец открывает дверь и мотает головой, приглашая меня войти.

Я проскальзываю внутрь и показываю средний палец. Он рычит на меня и хлопает дверью с такой силой, что бутылки с водой выпадают из своего маленького держателя на пол. Я дергаю за рубашку. Она все еще влажная, но моя кровь начинает подсыхать, образуя хрустящий слой на моем теле и ткани. Я грязная, потная и от меня воняет. Я полагаю, все эти проблемы относительны, если учесть, что меня только что продали Натаниэлю Роджерсу.