На Кудеиновском прииске — опять же, золото и не больше полсотни человек, из которых половина каторжан.

Но план Ольховского был достаточно трезвым и обдуманным решением. Решили, что на всякий случай для связи в городе останется Ефим. Прощаясь, Ольховский протянул мне револьвер, знаменитый Кольт, только сделанный на российских заводах. Небольшой пятизарядный карманный пистолет с шестидюймовым стволом.

— Возьмите Семен Семенович, пригодится. Я пообещал Антону Герасимовичу, что приму все меры касаемо вашей защиты. А оружие в нашем деле – вещь незаменимая.

К концу недели с Кудеиновского прииска пришло известие, что на прииск напали хунхузы. Казаки сразу выступили. Они, как раз проходили мимо лавки и склада Ляо Фыня на окраине. Он, провожая их довольным взглядом, сказал мне:

— Ты, Семёнка, послезавтра, как у вас говорят, ни ногой на улицу. Сиди рядом со мной и ни шагу из лавки.

Ну сидеть в лавке, так сидеть в лавке. Я сначала не придал этим словам значения и поплелся на свое рабочее место. Но через час вспомнил их и задумался. Возможно налет на Кудиновский прииск — это лишь отвлекающий маневр, целью которого выманить все силы казаков. А пока они идут давать отпор и пока будут бессмысленно ждать хунхузов на переправе через Аргун, совершенно не ведая что здесь творится, хунхузы спокойно зайдут в город и обчистят его не напрягаясь. У меня от догадки аж побежали мурашки по спине. Сука! Вот что морда китайская задумал. Как назло, Ляо Фынь был в лавке и уйти не представлялось никакой возможности. Я написал записку и приготовился ждать Ефима потеряв покой. Он явился после полудня купить гвоздей и чаю. Я незаметно сунул ему в руку записку и тихо прошептал срывающимся голосом:

— Фима, бросай все! И чеши как можно скорее за Ольховским и казаками! Иначе хана. Они специально выманили их из города.

Ефим понял в чем дело и, позабыв чай и гвозди, вылетел из лавки.

— Что это с ним? – поинтересовался Ляо Фынь.

— Деньги забыл, — брякнул я первое, что пришло на ум.

Утром в город вошли хунхузы, вооруженные хорошим оружием американского образца, которое, как потом установило следствие, им продал владивостокский купец Кайзер.

Раздались выстрелы и крики. Полицейский и его помощник попытались оказать им сопротивление, полицейского убили, помощника ранили. Работники русских купцов вышли было с охотничьим ружьями и дубинами на защиту своих торговых предприятий, но увидев перевес в живой силе и оружии, разбежались, не желая погибать за хозяйское добро. Начался грабеж города. Причем хунхузы совершенно не трогали простое местное население. Их интересовали лишь финансовые учреждения города, золото, которое было готово к отправке на запад России и дома богатых купцов, так что в целом грабеж города протекал очень тихо.

Но ближе к вечеру вдруг послышались выстрелы, сначала одиночные потом уже целая трескотня, ржали лошади, слышались крики — в городе шел самый настоящий бой. Ляо Фынь до этого благодушно попивающий чай вскочил и выбежал на улицу. Через несколько минут он вернулся и растерянным видом завопил:

— Бежать, Семка! Казаки вернутся в город решили! Как? Почему?!

Он забегал по лавке начиная собирать вещи. Первым делом вытащил из-под прилавка кожаный мешок и притащил из сейфа шкатулку с золотом. Осторожно, насколько это позволяли дрожащие руки, пересыпал золотой песок и покидал туда золотые самородки. Основательно его завязал и притащил толстую папку с бумагами, к ней несколько пачек с ассигнациями. Не мешкая ни минуты, покидал в холщовый мешок еще какие-то вещи и направился к черному выходу из лавки.

Но я ему перегородил дорогу. Он удивленно уставился на меня:

— Ты что Семка?

— Я тебя не выпущу, — твердо сказал я, доставляя кольт и взводя курок.

— Семка, ты денег хочешь? – заискивающе заулыбался Ляо Фынь

Но я видел, как он сжался словно пружина, готовясь к удару. Я сразу отступил на шаг и направил ствол пистолета ему в грудь.

— Ни шагу, косоглазая обезьяна! Все что я хочу, это сдать тебя, лживый пройдоха, с потрохами казакам, а они уже решат, что с тобой делать. Потому что это ты навел бандитов на город.

— Гоуи пии, жуангиби та ма де! Као ниума! – заорал он.

— Я твоего кошачьего языка не понимаю, — ответил я, догадываясь, что он только что меня обругал самыми грязными ругательствами.

Снаружи приближался топот и крики казаков. Ляо Фынь понял, что тянуть больше уже нельзя. Бросил в меня мешок, и сбил с ног ударом кулака в лицо. Он резко выхватил нож и попытался ударить меня в горло. Но ткнул в плечо — я вовремя перекатился и успел выстрелить. Честно говоря, у меня и в мыслях не было убивать его, с меня уже хватило одного убийства, когда я ненароком застрелил несчастного Сашку Глаза. К счастью, моя пуля попала ему в руку, которой он держал мешок с золотом. Он с отчаянным криком выронил нож и свою драгоценную ношу, чуть остановился пытаясь раненой рукой поднять тяжелый мешок, но поняв тщетность своих усилий, ломанулся в дверь, так как по площади Гостиного двора уже слышался стук копыт казацких лошадей. В данный момент патологически жадный человек оценил свою жизнь важнее золота.

— Мы еще увидимся Семка! Я лично с тебя с живого сниму шкуру и натру тебя солью с перцем!

Крикнул он и исчез за дверью. Через минуту в лавку ворвались казаки и сам Егорий Николаевич Ольховский. Я молча показал им на дверь черного хода. Они пустились в погоню за Ляо Фынем, но, как оказалось, впустую – он исчез. Еще около полутора часов шел бой. В итоге восемнадцать хунхузов было застрелено, около двадцати получили ранения разной степени тяжести.

А шестьдесят человек попали в плен казакам. Они сидели понурые, на площади у Гостиного Двора, связанные друг с другом косами, некоторые самые буйные с колодками на ногах, чтобы не смогли удариться в бега. Около десятка бандитов успели уйти. Но Ольховский пустил за ними охотников за головами из тунгусов и бурятов, не сомневаясь, что завтра же они принесут доказательства – окровавленные косы убитых хунхузов.

Из казаков ранения получили десять и погиб всего один… Мой наставник по верховой езде, добрейшей души человек, молодой казачок Алешка.

Склад и лавки Ляо Фыня конфисковали в казну города, а вот золото его так и не нашли. Хунхузов из числа китайцев передали властям китайской империи. Как сказал Егорий Николаевич:

— Участь их незавидная, сударь мой. Жестоко казнят. Отрубят головы и развесят на площадях за косы. Будут висеть как луковицы. Если бы схватили Ляо Фыня, его казнь еще более лютой была бы.