Шевченко сидел на своем месте с широкой улыбкой. Ни на мгновение он не отводил от неё взгляд. Бедняжка робко подошла к своему столу и медленно села на стул. Она открыла журнал и молча уставилась на страницы. В тот же миг на её лице отразился ужас.

Шевченко был доволен собой, и я должен признать, что ситуация меня тоже как-то забавляла, пока я сам не был затронут. Шевченко хвастался своим поступком повсюду и признавался, что вынудил учительницу. На страницах журнала он написал ей угрозу: «Я видел вас обоих, вы шлюха. Исчезните, иначе вся деревня скоро узнает о вашей связи с женатым мужчиной.»

В то время мы считали поступок Шевченко особенно смелым и смешным. Но теперь для меня всё изменилось, особенно после того, как в дело вмешалась Катерина. Я всеми силами хотел предотвратить, чтобы она стала его целью. Мне нужен был отвлекающий манёвр, который переключил бы его внимание на что-то другое. И что могло подойти лучше для этого, чем осуществление моего плана мести против госпожи фон Унгерн-Штенген.

На следующий урок географии я принёс в школу молоток. Весь класс смотрел на меня с удивлёнными глазами. Для всех было загадкой, что я собирался делать с этим инструментом. Но мой план был прост. Госпожа фон Унгерн-Штенген имела привычку, которую она повторяла каждый день с одинаковым ритмом. Как только она входила в класс, она снимала свои галоши, которые всегда носила поверх обуви, клала книги на стол и только потом начинала урок.

Даже в этот день она осталась верна своей рутине. Она вошла в класс, сняла галоши, положила книги на стол и начала невнятно бормотать что-то себе под нос.

Через несколько минут директор вызвал её в учительскую. В её отсутствие я решил воспользоваться шансом для осуществления моего плана мести. Из кармана я вытащил два гвоздя и, используя принесённый с собой молоток, вбил их в галоши госпожи фон Унгерн-Штенген так, чтобы обувь крепко держалась на полу.

Мой друг Петя был в курсе дела. Он стоял на страже и должен был предупредить меня, если объект мести неожиданно появится.

Всё шло гладко. Госпожа фон Унгерн-Штенген вернулась, когда я уже закончил. Она продолжила урок, и после звонка мои одноклассники не вскочили со своих стульев, как обычно, а ждали, пока учительница первой выйдет из класса. Они, как и я, с нетерпением ждали, что же произойдет.

И произошло следующее: госпожа фон Унгерн-Штенген попрощалась с классом, взяла стопку книг со стола, надела галоши, и когда она собиралась уйти, упала на пол и вытянулась во весь рост. Книги разлетелись из её рук в разные стороны. Весь класс разразился громким смехом. Картина, представшая перед нами, была настолько забавной, что никто не мог удержаться от смеха.

Только госпожа фон Унгерн-Штенген не находила эту ситуацию такой же смешной, как мы. Она поднялась и, залившись слезами, выбежала из класса. Книги она оставила лежать на полу. Вскоре после этого в класс вошла Кобра.

Самодовольный, он вошёл в комнату, сел на учительский стул и острым взглядом оглядел нас.

– У кого дежурство? – спросил он сурово. Ленка Гришина поднялась неуверенно с места и смотрела испуганно в пол.

– У меня дежурство, – прошептала она совсем тихо. Её руки дрожали от страха. Кобра производил невероятно устрашающее впечатление на детей. Я до сих пор удивляюсь, как такой злой человек мог занять такую должность, как учитель и директор школы, если он вообще не обладал самоконтролем и смотрел на детей так, словно хотел их тут же разорвать.

– Кто устроил этот беспорядок с туфлями госпожи фон Унгерн-Штенген? – спросил он.

– Я не знаю, – ответили ему.

Кобра поморщился. – Собери книги и отнеси их в учительскую, – приказал он. Гришина кивнула и сделала, как ей было велено.

– Скажите немедленно, кто виноват в этом деле, – крикнул он в комнату. – Добровольно!

Никто не отозвался. Все тихо и молча сидели на своих стульях, боясь дышать, не говоря уже о том, чтобы заговорить.

– Ну что ж, – прошипела Кобра. – Вы сами этого захотели. Никто не уйдёт домой, пока я не получу признание.

Прошел час. Ни Петя, ни я не сознались. В какой-то момент нашему директору надоело ждать. Он уже начал подозревать, кто могли быть виновниками. Всех тех, кого он мог точно исключить, он отпустил по одному домой.

В конце концов остались только трое: Петя, Шевченко и я. Кобра пытался нас выжать, но мы упорно молчали. Никто ничего не сказал, хотя всё и так было ясно. Кроме нас, этого никто не мог сделать.

После долгой дискуссии Кобра сообщил мне, что я буду отстранён от школы на три месяца. Это меня разозлило, и я решил никогда больше не переступать порог школы.

Я сдержал своё слово.

Недели тянулись. Шевченко так и не оставил Екатерину в покое. Он издевался над ней, преследовал на каждом шагу, осыпал оскорблениями, обвинял в легкомыслии. Ему нравилось унижать её, и вскоре вся школа начала думать так же, как он.

Я должен был положить этому конец. Ради Екатерины я обязан был это сделать. Не мог позволить другим людям топтать её в грязь. Она казалась замечательной девушкой – чистой и невинной, красивой и восхитительной, как восход солнца. Её улыбка напоминала ангельскую. Она была уникальной и неповторимой.