Шрифт:
– Обернись! Я хочу знать, кто ты!
Он останавливается, поворачивается ко мне, срывает с лица маску.
– Протасов?!
– К вашим услугам, сударь.
Протасов встаёт в фехтовальную позицию.
– Зачем? – коротко спрашиваю я.
– Четверинский приказал. Вы оскорбили и унизили его. Сначала на дуэли, а потом этими вашими ночными прогулками с Лоскутовой.
Он резко выкидывает шпагу вперёд. Мелодичный звон – я парирую удар.
– Почему не я, а Наташа? Зачем вы её убили?
– Такова воля князя. Он высоко ставит свою честь. Что ему жизнь дурочки, которая предпочла столичного наглеца!
– Дурочки!!!
Дзинь! Звон переходит в скрежет, мы сцепились шпагами, с ненавистью смотрим друг другу в глаза. Протасов не выдерживает первым. Отводит взгляд и подаётся назад.
– Я сохраню тебе жизнь, если ты сдашься и дашь показания на Четверинского. Обещаю! – говорю я, хотя мечтаю лишь об одном: раздавить гниду.
– Идите на хрен… сударь!
– Сам туда пойдёшь! Лови, гад!
Шпага прошила Протасова насквозь. Он захрипел, из открытого рта вытекла струйка крови.
– Ступай! Тебе уже котёл со смолой приготовили, – сказал я.
Тело Протасова опустилось на землю. Я развернулся и побежал назад, туда, где оставил Наташу. Молился, чтобы она осталась жива, чтобы её только ранило.
Надежда разбилась вдребезги!
Я обнял девушку, прижал к груди и стал баюкать. По щекам текли горючие слёзы вперемешку с потом и грязью.
Вместе с Наташей умерла частичка меня. Горечь заполнила душу, а желание отомстить вспыхнуло всепожирающим костром.
Я поднял Наташу и понёс на руках к дому. Её голова безвольно моталась.
– Прости, девочка! – шептал я. – Прости за всё!
На крыльце уже стояли встревоженные люди: родители Наташи, челядь, вооружённая кто чем. Драка успела поднять всю округу. Дом уже гудел как улей.
Не обращая внимания на собравшихся, я вошёл с телом Наташи внутрь, поднялся по ступенькам на второй этаж. Чутьём отыскал её комнату, отдёрнул балдахин и положил любимую на кровать.
Спальня заполнилась всхлипывающими домочадцами. Все поняли, что случилось непоправимое.
– Это моя вина! Я не уберёг!
Хотелось выть, биться об стены, рубить и крушить.
Губы еле шевелились, горло пересохло.
– Простите, если сможете…
Отец Наташи отвернулся, прижал побледневшую супругу. Губы его дрожали. Он разом постарел на двадцать лет, превратившись в дряхлую развалину.
– Господь простит… А я не прощу. Никогда.
Нечего было сказать, нечем ответить на жестокие, жгущие напалмом слова.
– Спи спокойно! – сказал я, склонившись над девушкой и прощально целуя в лоб. – Я довершу, что не успел закончить.
Домочадцы расступились передо мной. Я нёсся как ветер, сжимая окровавленную шпагу до боли в руках. Одна мысль тамтамом звучала в голове: зло должно быть наказано, а Наташа отомщена!
Глава 17
В тяжёлую дубовую дверь забухали, вырывая Ивана из сладких объятий сна. Щурясь и зевая, он встал с кровати и, отодвинув засов, приоткрыл дверь. За порогом топтались двое дюжих полицейских.
– Что случилось? Чуть дверь не сломали, скаженные! – проворчал Иван.
– Беда, господин следователь. Петра Елисеева под замок посадили за убийство князя Четверинского.
– Вы с ума сошли?
– Никак нет. Князь убит, подозревают вашего брата. Фёдор Прокопич вас до себя кличет. Извольте за нами следовать.
– Я тоже арестован?
– Помилуйте! Разумеется, нет.
Сонливость мигом слетела с канцеляриста. Он подобрался, потемнел, стал сосредоточенным и серьёзным.
– Немного терпения. Мне нужно привести себя в порядок. Заходите.
– Да мы тут подождём. Чего уж, – смущаясь, ответил один из полицейских.
Дверь закрылась и через минуту распахнулась снова. Иван, успевший за столь короткое время провести утренний туалет и переодеться, шагнул к полицейским.
– К вашим услугам, господа. Ведите.
Они спустились к крыльцу, где их уже ждала карета. По дороге Иван пытался вытянуть из полицейских хоть какие-то подробности, но не преуспел. Воевода дал служивым наказ держать язык за зубами.
Елисеева привезли к дому Четверинского, провели в покои, временно отданные в распоряжение сыщикам. Фёдор Прокопич уже был внутри, сидел в кресле-качалке с резной спинкой и курил трубку. Воевода встретил Ивана жёлчной усмешкой.