– Где мы? – наконец нарушила свое нервное молчание она. – Что это за место?

– Я не знаю. Я в точно такой же растерянности, как и ты. Еще вчера я был со своей семьей на курорте, а сегодня – вот я уже здесь… Одно могу сказать точно: теперь настало наше время вступить в Судьбу. Все когда-нибудь вступают… – фурри еще немного посмотрел на ливень, нарушаемый шквалистым ветром. – Как тебя зовут?

– Равенна, – нехотя отозвалась волчица, все больше понимая, что этому лису по какой-то причине можно доверять даже и без знакомства.

– «Вороная» значит? Красиво, – фурри вытянул вперед светлую лапу. – Лукас Лин, будем знакомы.

– Что теперь? Как выбраться отсюда? – Ра покосилась на стекло, в которое бились ветви деревьев.

– А ты разве не знаешь ничего о Судьбе?.. Отсюда нельзя выбраться.

«Нельзя выбраться… Нельзя выбраться… Нельзя выбраться…» – страшные слова эхом отозвались в голове Софтер, на мгновение лишая ее возможности дышать.

Как?.. Как такое могло произойти?.. Что случилось с ней?.. Где хоть какое-то логическое объяснение в конце концов?!

– Как ты умерла? – настойчиво повторил лис, глядя в ее огромные от ужаса глаза. – Попытайся вспомнить, от этого зависит очень многое. Это правда важно…

– Я… умерла?.. – почти не слыша его, тихо повторила Равенна, и ее взгляд тут же опустел. – Не может быть… Это… Это просто невозможно!..

Лукас понимающе замолчал и убрал от нее лапы. Не всем так легко давался Переход из Реальности в Реальность, и Равенна была как раз из тех, кому требовалось значительно больше времени, чтобы прийти в себя.

– Неужели ты никогда не слышала о Судьбе?.. – пробормотал лис, больше даже для себя, чем для шокированной волчицы.

Где-то в коридорчике зловеще проскрипела и хлопнула дверь, и старый деревянный пол защелкал в такт медленным шагам того, кто не спеша приближался к освещенной кухоньке из пугающей темноты мертвого дома. Вместе с воем ветра за окном в помещение вошла еще одна фигура, с плаща которой стекала дождевая вода. Одновременно с тем, как силуэт скинул капюшон и отряхнулся, на улице раздался гром, что сотряс оконные рамы, из щелей которых посыпались опилки. Порыв холодного ветра закачал одинокую лампу у потолка и закружил пыль по углам, взметнув занавески.

– Бесполезно! – проговорил силуэт, оказавшийся на свету волком со светло-голубой шерстью и темными полосами на длинном хвосте. – Решительно бесполезно! Там нет никого из Инструкторов или Проводников. Все без толку! Худшее из возможных начал!

– О какой «судьбе» вы все неустанно говорите?! – с неприкрытым отчаянием воззвала Софтер, глядя то на Лина, то на новоприбывшего фурри. – Что все это значит?! Мы умерли?! Мы все умерли?! Чего мы ждем?! Чего мы можем ждать?!..

– Кто это? – пренебрежительно спросил волк после недолгого молчания.

– Так, да… Блюбелл, познакомься: это Равенна. Она с нами. Равенна, это Блюбелл, – терпеливо пояснил ситуацию Лукас, лишь вздохнув. – Итак, нас трое. И наша задача сейчас – все-таки попасть в Систему Предопределения, а не окончательно рассориться, едва успев познакомиться! Давайте сейчас все остынем и попытаемся найти решение вместе, раз уж никто не торопится помогать нам.

– Чего тут думать! – с той же интонацией отозвался Блюбелл, бросая плащ в угол и невозмутимо вытирая лапы о занавеси.

«Ему вообще плевать…» – Равенна с ненавистью глянула на пофигистичное выражение волка. – «Наплевать на то, что он мертв! Как он живет на этом свете?!»

– Брет, заткнись немедленно, – строго велел Лин. – А ежели тебе совершенно нет никакого дела до того, почему мы все застряли на границе миров, лучше уж просто не мельтеши перед глазами!

Что-то пробурчав, Блюбелл удалился в другую комнату, где пришла в себя Равенна около десяти минут назад.

– Прошу простить Блюбеллу его… заносчивость, – с прежним спокойствием Лукас сделал глоток из чашки и продолжил:

– Он проходит в Судьбу во второй раз; так уж вышло, что в первый он не попал в Систему из-за «другой» смерти: в момент Перехода его… сбила машина, если не ошибаюсь, вот и произошел глобальный сбой. Он, по сути, не бывал внутри Программы, просто помнит, что говорил ему Голос Наставника. Поэтому и задается. С какой-то стороны я могу с ним согласиться; на его месте я бы тоже вел себя чересчур… хм… высокомерно? В его-то шестнадцать – и уже стреляный воробей.