Мы садимся на крышу очередной высотки, но уже на подлете я вижу очередную статую Основателя Великого Рода желтых. У бронзовой фигуры, несомненно, мое лицо, хотя и изрядно попорченное временем и осадками.

— Почему до нас не дошло ни одного изображения Разделенного? — лениво интересуюсь я, когда мы с Великим Князем покидаем кабину вертолета и идем по желтой ковровой дорожке к входу в небоскреб.

— В Приюте тебя плохо учили истории и основам религии, — с усмешкой отвечает Шувалов, не замедляя шаг. — В сентябре поступишь в Академию, и там тебе расскажут, что перед смертью Разделенный повелел уничтожить все свои прижизненные изображения и изваяния!

— А на самом деле?

— Судя по всему, как раз эта часть его летописания соответствует истине!

— Но почему?! — не унимаюсь я.

— Пути Разделенного неисповедимы! — отвечает Шувалов, и мы заходим в здание. — Все эти преданья старины глубокой имеют мало общего с действительностью. Возьмем те же статуи Основателей Великих Родов: большинство ученых сходятся во мнении, что они отлиты по одной заготовке, и больше того, мы не можем быть уверены, что прообразом был один из них. Примерно так же обстоят дела и с посмертными масками. Четыреста лет назад комиссия по охране церковного наследия нашла несколько сотен перстов, которые, якобы принадлежали Разделенному Богу, хотя достоверно известно, что пальцев на руках у него было десять. Лучше брось заниматься этой ерундой и сосредоточься на тренировках. Заодно еще больше привяжешь к себе Трубецкого!

В лифт мы входим в сопровождении двух желтоглазых охранников. Я впервые вижу, что безопасниками работают одаренные. Это мне не нравится, но враждебных намерений я не чувствую. Даже наоборот: парням неуютно с нами в столь тесном помещении, а один из них трусит от страха.

Великий Князь Желтых встречает нас в лифтовом холле под руку с любимой дочерью. После обмена дежурными приветствиями они вперяют в меня изучающие взгляды: Князь — лукавый, а Юлия — растерянный и обреченный.

— Приятно лицезреть вас воочию! — говорит мне Князь Нарышкин, видимо, оставшись довольным внешностью будущего отца его внуков. — Вживую вы даже симпатичнее, чем на видео!

Сознательная и обидная оговорка, но она меня ничуть не задевает.

— Освещение было не очень! — я нагло улыбаюсь и подмигиваю вместо того, чтобы дать старому желтоглазому козлу в морду.

Замечаю краем глаза, что Юлия дергается, будто от пощечины, и отворачивается в сторону. На ее точеных скулах играют желваки.

— Вы не будете возражать, если мы с Великим Князем уединимся в моем кабинете и кое-что обсудим? — задает риторический вопрос Нарышкин и бросает взгляд на Шувалова. — А вы с Юлией пройдете в музей и ознакомитесь со славной историей нашего Рода?

— Нисколько! — отвечаю я и слегка наклоняю голову в знак согласия.

— Юлия, принимай заботу о дорогом госте в свои руки! — отдает распоряжение Великий Князь и окидывает меня контрольным взглядом. — И имейте в виду, молодые люди: в нашей высотке нет следящих камер!

Щеки Юлии вспыхивают, она бросает отца презрительный взгляд и открывает рот, чтобы ответить на грязный намек, но сдерживается и берет меня под локоть. Смотрины окончены. Желтоглазому светскому льву наплевать на жизнь своей наследницы, она лишь разменная монета в извечной гонке за статусом, положением и деньгами.

— Старый козел! — восклицает она в лифте, когда створки закрываются, и убирает пальцы с моей руки.

Золотые глаза девчонки пылают от ненависти, и я с удивлением наблюдаю за ярким проявлением эмоций на прекрасном лице этой вечно холодной и рассудительной снежной королевы. Она удивляет не меньше, чем Воронцова.

Мы едем в молчании, отвернувшись друг от друга. Она смотрит на алюминиевую панель, а я — в зеркало на совершенную фигуру Нарышкиной, облаченную в обтягивающее золотистое платье. Нужно дать девчонке перебеситься, чтобы ее ненависть к отцу не вылилась на меня разрушительным потоком.

Чувства красавицы читаются даже без помощи Темного начала и хорошо мне знакомы: она бесится оттого, что с ней поступают, как с бездушной вещью.

Когда кабина лифта останавливается на первом этаже высотки, красавица преображается. Она мгновенно успокаивается, на лице появляется отрепетированная улыбка, а мой локоть снова оказывается в тонких, но сильных пальчиках.

Под взглядами снующих по Холлу слуг и одаренных мелкого пошиба мы дефилируем ко входу в музей, у дверей которого нас ожидают двое одаренных безопасников. Высотка Нарышкиных являет собой полную противоположность родовому гнезду Воронцовых: здесь все подчинено его высочеству Стилю.

Безопасники с модельной внешностью открывают тяжелые створки, и мы с Юлией заходим внутрь.

— Ожидайте нас снаружи! — отдает распоряжение девушка и собственноручно захлопывает двери, едва не разбив носы следующим за нами охранникам.

— Следуй за мной! — распоряжается она и направляется в глубину экспозиции быстрым, решительным шагом.

Маска Основателя рода лежит в неизменной стеклянной стойке, похожей на низкую трибуну, на неизменной же бархатной подушечке. Нарышкина открывает стекло, берет в руки древний конструкт и протягивает его мне.