— Диний Верб — это кто? — спросил я у грека, улучив момент, когда мы останемся вдвоём.

— Квестор, он как раз занимается переучетом земли, — охотно ответил Паримед.

— Мы ехали именно к нему?

Грек покачал головой.

— Сначала о нашем приезде надо доложить, и нас вызовут

— И кто же доложит?

— Начальник караула.

— А как он узнает, где мы? — продолжал я расспросы.

Очевидно, без «своего человека» тут и вправду не разберёшься.

— Я всегда останавливаюсь в одном и том же месте, — произнёс он так, словно это уже само по себе было ответом.

— Это которое?

Паримед задумался, от своих мыслей зевнул.

— Я знаю отличное место, где можно остановиться и расслабиться, — он загадочно улыбнулся. — Пойдем туда. Тебе наверняка понравится.

У меня возражений не нашлось, я валился с ног от усталости. Поэтому был готов идти хоть к черту, лишь бы там было где поесть да поспать.

Помпеи предстали небольшим, но величественным городом. Понятно, что они не шли ни в какое сравнение с Римом, где жили сотни и сотни тысяч человек. Но на роль крупного и оживленного города тянули с запасом. Крупнее их в Кампании были только Неаполь и Капуя.

Скоро я понял, что здесь так радует глаз. Здесь, в отличие от большинства городов, которые встретились нам ранее, не было послевоенной разрухи. Ну, почти не было — дома, стоявшие уже на валу, оказались разобраны. Не разрушены, а именно разобраны. Грек это пояснил так:

— Так тут к началу войны стен толком не было, поэтому пришлось латать дыры тем, что есть.

В остальном же улицы были чистыми, дома — целыми, и кучу народу сновала туда и сюда. Я приметил, что в городе достаточно легионеров. Они, видимо, точно так же, как Дорабелла, а теперь уже и я, прибыли сюда использовать свое право на землю. А судя по тому, что рядом с ними вились местные, и почти у каждого имелся свой «бегунок» по типу Паримеда, процесс был поставлен на поток. К чему все это приведет — вполне понятно. Земли перейдут руки к олигархической верхушке, которая заберет над Помпеями единоличную власть. И вопрос не только в том, у кого будет больше земли, а и в том, что таким образом местные богачи выполнят необходимый имущественный ценз для попадания в Сенат. Поэтому по зрелому размышлению я ничуть не удивлялся, что за участки развернулась столь ожесточенная борьба.

— Скольким же людям выделена земля? — поинтересовался я у грека. — Наверняка ты многое слышал.

— Несколько сотен человек, точную цифру не скажу, — отозвался Паримед, а потом кинул на меня многозначительный взгляд. — Тебе оно надо, Квинт?

Я промолчал, продолжая осматриваться. Подметил для себя одну любопытную деталь — чем ближе мы подходили к центру, тем более произвольная застройка встречалась. Когда мы прошли мимо Треугольного форума, на смену хорошо распланированным улицам пришли улицы извилистые и кривые.

— С переулка Лупанара начинается Старый город, — прокомментировал Пирамед.

— Наше место здесь? — с некоторым нетерпением спросил я.

Очень хотелось куда-нибудь присесть. Или прилечь.

— Да, на переулке Надсмотрщиков, — подтвердил грек. — Вон, смотри, видишь храм?

Я повернулся и заметил постройку явно греческой архитектуры. И ахнул.

— Я же говорю, город основали греки! — с довольным видом резюмировал он. — А мы, собственно, пришли!

И куда же мы пришли? Завернули в какие-то трущобы, где на ступенях невзрачного дома сидел парнишка, навскидку ровесник меня нынешнего. Хорошо сложенный, с мочалкой каштановых волос на голове.

— Скажи, Квинт, как давно у тебя не было? — шепнул мне на ухо грек.

— Чего? — осоловело переспросил я.

— Не чего, а кого. Бабы, — он хихикнул. — У Кортуса лучшие в Помпеях проститутки.

— Ясно.

К счастью, отвечать мне не пришлось. Пацан при виде нас поднялся и расплылся в улыбке.

— Паримед, пропитая твоя рожа! Ты вернулся!

— Кортус, чтоб тебя. Вообще-то у меня ни капли во рту со вчерашнего дня!

Грек и, судя по всему, сутенер обнялись, похлопали друг друга по спине.

— Не думал, что так быстро обернешься, — Кортус настороженно покосился на меня и шепнул. — Это с тобой кто?

— Наш гость Квинт Дорабелла, центурион Суллы!

К проституции в Риме было двоякое отношение. Кто-то считал это дело необходимым злом и указывал, что проституция необходима для защиты матрон от любвеобильных мужей. А кто-то считал, что проституцию нужно искоренить, потому что она несет за собой целый пучок заболеваний. Лично я проституцию презирал, во многом из-за таких, как этот Кортус, подонков, которые ломали девушкам жизнь. Потому, когда Кортус с ухмылкой подошел ко мне и протянул руку, я не пошевелился. Сутенер смерил меня взглядом.

— Проблемы какие? — бросил он.

— Могу создать, — отрезал я.

— В другой раз, — в разговор вмешался Паримед и обнял меня за плечи. — Кортус, покажи, какие лупы у тебя есть?

В Риме проститутки назывались лупами, а такие вот публичные дома — лупанариями.

— Пойдемте, — сутенер нехотя отвел от меня острый взгляд.

Никакая девочка мне была не нужна, и даже не потому, что мне не хотелось. Просто получать букет венерических болячек в первую же неделю новой жизни — идея, мягко говоря, так себе. Но грек вообще-то обещал, что здесь я смогу выспаться, а терять время и искать другое место уже банально не было сил.