Шрифт:
— У нас с Исааком есть договоренности…
— Чхать я хотел на договоренности, еще раз о нем услышу, и пеняй на себя — зарежу, как…
Диалог не прекратился, просто троица отошла слишком далеко. Впрочем, и так все было понятно. Каупона принадлежала сторонникам Мария. И сулланцев здесь не жаловали. Собственно, ради искоренения таких вот гадюшников Сулла и расселил по всей Италии своих ветеранов. Уверен, что каупона, подобная этой, отнюдь не единственный «рассадник инакомыслия».
Однако черт с ним, с хозяином и его дружками. У нас с греком остался незаконченный разговор. Мы как по команде схватились за оружие.
— Это что было? — проскрежетал я.
Время развесёлого театра прошло, пусть видит, что настрой у меня самый серьёзный.
— Не знаю. Но я не имею к этому никакого отношения, — начал отрицать грек.
Я поднялся, держа кинжал перед собой.
— Зачем же ты его убил?
Тот свёл брови, не то жалобно, не то в сомнениях.
— Не мог позволить, чтобы он убил тебя.
— Я его уже удерживал.
Паримед, желая снизить градус переговоров, отложил меч и показал ладони.
— Успокойся, мне не нужна еще одна смерть.
Для наглядности он даже пнул по мечу, отталкивая оружие подальше от себя. У меня внутри все бурлило. Играть в джентльменов я не собирался, потому одним прыжком сблизился с греком, снес ударом ноги в грудь, и схватив его за запястье, прижал коленом к полу. Лезвие уперлось в палец Пирамеда. Говорить ничего не пришлось, грек сразу понял, что я не собираюсь играть. Но, надо отдать ему должное, мужества у этого человека было на двоих.
— Проклятье! Выгляни в окно, и ты все поймешь, — зашипел он.
Допустим. Я подошел к окну, выглянул наружу, стараясь не упускать из виду и своего соседа, и увидел, конечно же, безжизненное тело Исаака. Его туника задралась, и в свете луны был хорошо виден еще один кинжал.
— Когда я зашел, он как раз полез за ним, — сухо прокомментировал грек, тоже подойдя к окну.
Я помолчал. Если так, то Паримед меня спас. Убить себя, допустим, я бы Исааку не дал, но одного удара таким кинжалом достаточно, чтобы вывести из строя.
— Поверь мне. Мне не нужна твоя смерть, на кону стоит многое, — добавил грек.
Я кивнул, заткнул кинжал за пояс и, подойдя к своему спальному месту начал одеваться. Доводов в пользу непричастности Паримеда было всё-таки побольше, чем к причастности. И, пожалуй, самый главный из них — Исаак, царство ему небесное, зачем-то дождался, пока грек уйдет. А затем, когда Паримед вернулся, он не стал помогать товарищу и нападать на меня со спины. Спорить и не замечать очевидного — глупо. Возможность со мной расправиться у грека была, но он ей не воспользовался. Это факт.
Паримед молча наблюдал за моими приготовлениями. Видимо, все же у него тоже скаканул адреналин, и теперь он отходил от пережитого. При иных обстоятельствах лучшим решением было бы обезвредить грека, а потом уйти. Оставлять его в живых было как минимум неразумно. Однако тогда можно будет поставить крест на продаже участка. И плакала поездка в Испанию…
— Ты ведь знаешь его, так, Паримед? — зашептал я, чтобы снова не поднять на ноги местных. — У тебя есть соображения, почему твой друг так поступил?
— Только размышления… он мне не друг, а проводник.
— Проводник?
— Слишком много людей в этих землях ненавидят Суллу и его легионеров, а если ты движешься в одиночку и ты сулланец, то ты не жилец, — пояснил Пирамед.
— Где же ты его нашел? Ведь ты много мне про него рассказывал, — я ещё раз окинул его оценивающим взглядом.
— Мы не в первый раз работали. Просто раньше мы… коротко говоря, занимались перевозкой награбленного…
Он как будто очень устал и хотел поскорее закончить разговор — но и вполне понимал, что вопросов к нему не может не быть.
— Понятно, — кивнул я. — Есть варианты, почему он вышел из договора?
Грек помотал головой и задумался.
— Возможно, он просто хотел заграбастать твое серебро. В мешочке ведь денег куда больше, чем я заплатил ему за работу.
— Он уже получил свою часть?
Паримед кивнул. Подумал ли он, что, разделавшись со мной, Исаак мог прикончить и его?
Что ж, по крайней мере, от сказанного не надо лапшу с ушей снимать. Все логично и следует одно из другого. Если еврей был действительно проводником-марийцем, то он мог не сдержать ненависть к сулланцу. Но деньги, как известно, не пахнут. Исаак оказался не прочь сначала на мне заработать, а затем, зайдя в марийский город, ограбить. Оставалась проблема — как из марийского гадюшника теперь скрыться?