Рабы, наверное, пришли благодарить за предоставленную им свободу и не знают, что теперь сказать. И то верно.Жест с моей стороны по-настоящему широкий. Всего через несколько лет целая рабская армия, во главе со Спартаком, будет отстаивать свое право на свободу с оружием в руках. А этим свобода достается на халяву.

— Повторю, что я вам никакой не господин, — умиротворенно начал я, отчего некоторые рабы в очередной раз тяжело вздохнули. — Но поговорить мы можем. В чем вопрос, слушаю внимательно.

На всякий случай я всё же не стал убирать ладони с рукояти клинка. Едва заметно, но отступил на пару шагов, чтобы увеличить дистанцию и контролировать движение каждого. По одиночке у них нет шансов, рабы ведь безоружны. Правда, если набросятся кучей-малой, то повозиться придется.

Но все это на крайний случай. Ребята сейчас, скорее, напоминали стадо баранов на выпасе. Такие же безобидные и смиренные. Так что да, можно поговорить.

Говорить начал старый вилик. Он кашлянул в кулак, прочищая горло.

— Господин, буду говорить от лица всех здесь присутствующих, — старик сделал секундную паузу, на тот случай, если у кого-то возникнут возражения.

Таковых не последовало. Все обо всем договорились заранее. Скорее всего, пока я шатался по поместью и осваивался, эти люди решали, что им делать.

— Просим не выгонять нас из поместья. Мы готовы верой и правдой продолжать служить вам сейчас и до конца своих дней! — торопясь, заговорил вилик. — Смею заверить, что вы не пожалеете ни на мгновение о сделанном выборе.

Я внимательно выслушал, не до конца смекнув, кого и куда я собрался выгонять. Что я хотел — так это отпустить людей, юридически, чтобы они сменили нынешний статус рабов с минимальным количеством прав на вольноотпущенничество. Да, именно гражданских прав с новым статусом, фактически, будет не намного больше. Тем более, в нынешних реалиях диктатуры. Но зато есть самое важное — свобода. Я просто сказал слишком коротко, и они меня не поняли, вот и всё. Пришлось повторять, что они отныне свободные люди.

— Если для этого необходимо составить какие-то контрактусы или что-то заверить, то у вас есть сутки. Завтра я отбываю из Помпей, — сообщил я.

Рабы сделались еще мрачнее. Вилик медленно покачал головой.

— Господин, нам не нужна свобода, мы хотим прожить здесь жизнь. Если мы сделаемся вольноотпущенниками, то лишимся взгляда в завтрашний день, старательно объяснил он.

— Мы понимаем, что вы, скорее всего, захотите взять себе других рабов, особенно после вчерашнего, — высказал из-за плеча видика второй раб из «делегации».

Рыжебородый крепкий паренек, лет двадцати, от которого даже сейчас разило рыбой ничуть не лучше, чем из пресловутых бочек с соусом. Говорил он дрожащим голосом и явно был не на шутку перепуган.

— Но разве это не показало вам, что за своего господина мы готовы идти до конца!

— Да! Да! — раздались еще негромкие голоса.

Я промолчал. Не говорить же им, что если не я, то каратели бы их в капусту покрошили.

— Нам не нужна свобода! — подтверждая, закивал вилик. — Мы не жаждем ее!

Возникла пауза. Я крепко задумался — ну, раз свобода не нужна, я, как бы, и не настаиваю. Но прежде, чем это озвучить, стало интересно узнать, почему в этих «светлых» головах вообще возникли подобные мысли. Ответ заставил задуматься еще крепче.

— Потому что у нас нет другой жизни. И получая от вас в дар свободу, в обмен мы лишаемся всего! Если господину мы неугодны, то хотя бы позволь остаться приписанными к поместью и продай землю вместе с нами! — вилик сменил тактику.

Они буквально умоляли оставить их рабами. Вот что значит — вера в стабильность.

— А если другой господин окажется куда более несговорчивым? — я изогнул бровь. — Не боитесь, что вместо работы в поместье пойдёте поливать кровью арену цирка?

Рабы задумались. Я бы не назвал такую вероятность околонулевой. Ведь рабы до этого дня служили принципиальному врагу своего будущего господина. На месте олигарха я бы первым делом избавился от таких хозяйственников, чтобы однажды не проснуться с кинжалом у горла. А люди для игрищ в республике были нужны всегда.

Ответа не последовало. Рабы быстро смекнули, что я имею в виду. Начали переглядываться, со взглядами антилоп, загнанных львицей. Не могу сказать, что мне было жаль этих людей. Я прекрасно понимал, что их вежливость — по большей части напускная. Для них именно я стал корнем зла, лишившим их той самой стабильности и процветания. Понимал я и то, что каждый из них с удовольствием перережет мне горло. Сдерживала их только боязнь за собственный завтрашний день. Не больше и не меньше.