— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать — ты принимаешь все меры предосторожности, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Я беспокоюсь о тебе. Заботишься ли ты так же о себе самом?

— Ты можешь просто сказать мне, как перестать испытывать все эти чувства, чтобы я мог сосредоточиться на том, что должно быть достигнуто? — спросил я, уставившись в стакан.

— Если бы мы были на сеансе, я бы сказал что-нибудь заставляющее задуматься. Например, что иногда чувства, которым мы сопротивляемся больше всего, могут многому нас научить. Затем мы могли бы обсудить, почему в подробном списке ситуаций, которые любой счёл бы сложными, тебя больше всего волнует женщина из твоего прошлого. К которой, как ты утверждаешь, ты не испытываешь ничего, кроме неприязни. Но мы всего лишь два друга, которые собираются заказать пиццу, чтобы нам не пришлось есть дымящийся «метеор» у меня на кухне. Я спрошу тебя как друга. Почему визит библиотекаря приводит тебя в большее замешательство, чем тот факт, что босс мафии может знать, что ты помогаешь ФБР возбудить против него дело?

Потому что я контролировал ситуацию, когда дело касалось Энтони Хьюго.

Потому что я знал, как вести себя с такими людьми.

Потому что я наслаждался их гибелью.

— Потому что она напоминает мне о прошлом, которое я предпочёл бы забыть, — сказал я вслух. — Она предала меня, когда я был уязвим.

А сегодня она раздвинула для меня бёдра, усевшись на мой стол, как будто ей там самое место. Как будто она хотела быть там. Как будто она хотела, чтобы я был там.

Я выбросил эти образы из головы и заменил их другими, более старыми и мрачными воспоминаниями.

Слоан, выглядящая убитой горем и храброй, её рука на перевязи, в изумрудных глазах блестят вызывающие слёзы.

«Что ты наделала?» — кричал я на неё. Что я имел в виду, но не сказал, так это «Что он наделал?»

— Люсьен, ты умный мужчина, — заявил Эмри, глядя на меня поверх своего бокала.

Мне уже не нравилось, к чему всё шло.

— К чему ты клонишь? — спросил я.

— Предполагаю, что ты как достаточно умный мужчина понимаешь, что не можешь просто забыть прошлое или притвориться, что его не существует. И поскольку ты провёл значительное время на терапии у блестящего психотерапевта, я напомню тебе, что единственный выход — это пройти через это. Ты не можешь просто держать свои эмоции в коробке с закрытой крышкой и ожидать, что они там и останутся. Чувства так не делают.

— Тогда я напомню тебе, что мы оба знаем, почему опасно выпускать эти эмоции из коробки.

— У тебя гораздо больше самоконтроля, чем ты думаешь, — отметил он.

— Этот контроль основан на том, чтобы не позволять своим эмоциям взять надо мной верх.

— Есть разница между подавлением импульсов, которые есть у каждого, и отказом признавать какие-либо чувства вообще.

Я усмехнулся.

— У меня есть чувства, которые я признаю постоянно.

— Например? — подтолкнул Эмри.

— Например, я сейчас голоден и раздражён.

Мой друг усмехнулся.

— Пепперони и сардельки?

— Ладно.

— Люсьен, я не жалею тебя за то, что ты пережил в детстве, и не избавляю тебя от необходимости проделать тяжёлую работу по осознанию того, что ты цельный, сложный человек, способный не только испытывать счастье, но и поддерживать его.

— Почему все так одержимы счастьем? Есть и другие цели, более достойные, чем разгуливать с идиотской ухмылкой на лице.

— Позволь мне сказать вот что. Ты взрослый мужчина, добившийся невероятных успехов, что само по себе впечатляет. Но если учесть твоё воспитание, это просто чудо. Поверь, что ты сможешь справиться со своими чувствами. Даже с самыми неприятными.

Этот человек слишком высокого мнения обо мне. Он не знал, на что я способен. Но я знал.

Я медленно выдохнул.

— Просто из любопытства, что она сделала на этот раз, чтобы разозлить тебя? — спросил Эмри, и его глаза за стеклами очков-полумесяцев забегали.

— Она оставила отпечатки пальцев на моём столе, — раздражённо сказал я.

Наши ссоры всегда заводили меня. Это слабость, из-за которой я чувствовал себя жалким. Но сегодня она насмехалась надо мной на моей собственной территории, и мой член встал так быстро, что у меня закружилась голова.

Я хотел её. Я жаждал её. И я бы овладел ею прямо там, на том столе.

Может, это и было ответом. Может, это мучительное напряжение между нами наконец исчезло бы, если бы мы поддались ему хотя бы раз.

Эмри усмехнулся.

— Рано или поздно, мой друг, ты поймёшь, что приняв хаотичность жизни, можно найти величайшие сокровища.

— Я предпочитаю аккуратные стопки денег, спасибо, — но я думал не о банковских счетах. Я думал о Слоан, о её раздвинутых бёдрах и приоткрытых красных губах, когда я наконец войду в неё.

— Ладно. Давай закажем ужин, а потом я позволю тебе обыграть меня в шахматы.

Глава 11. Шания Твейн — прекрасная крутышка

Люсьен

Двадцать три года назад

— Вот, — сказал Саймон Уолтон, ставя передо мной кружку кофе с Гарфилдом и надписью «Хотел бы я, чтобы это была лазанья».

Мы сидели лицом друг к другу за столом на кухне Уолтонов — в комнате, которая была размером почти с весь первый этаж моего дома. Оранжевые и ржавые листья шептались по другую сторону угловатых окон над банкеткой.