– Конечно, конечно. – Соседка вновь улыбнулась.

Я заглянул за перегородку – точно, как и думал. Таша, в огромных наушниках, с ногами забравшись в кресло, ожесточённо стучала по клавишам ноутбука.

Я облегчённо выдохнул.

– Я перелезу?

Соседка лишь развела руками.

– Вы извините. – Мне было неудобно.

– Ничего, ничего.

Я перекинул пакеты через перила и полез вслед за ними.

Оставив продукты на лоджии, я вошёл в квартиру, мне повезло – дверь была не закрыта. Таша, увлечённая перепиской, ничего вокруг себя не замечала. Из наушников, скрывающих уши, доносился грустно-протяжный, в переборе гитарных струн, женский голос:

Waking up is harder than it seems,

Wandering through these empty rooms

Of dusty books and quiet dreams.

Pictures on the mantle,

Speak your name

Softly like forgotten tunes,

Just outside the sound of pain.

Weren't we like a pair of thieves,

With tumbled locks and broken codes.

You can not take that from me,

My small reprieves; your heart of gold… 8 7

В комнате стоял неприятный запах немытого тела, грязного белья, человеческой неприкаянности, тоски и боли. Словно в палате смертельно больного. Я смотрел на Ташу, сердце неприятно заныло, словно в предчувствие беды. Волосы давно не мыты и не чёсаны. Хуже того. Раньше, Таша тщательно следила за длинной и цветом своей причёски, с завидной регулярностью красясь и подстригаясь. А теперь. Я покачал головой. По виду её шевелюры она не красилась и не стриглась не меньше месяца. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний мой визит. Также неопрятно? Чёрт! Я не помнил. Мы виделись мельком, мне предстояло прикрывать Нику в очередной ходке, и я заскочил всего на пару минут. Оставил деньги за квартиру, продукты и ушёл. Да, да! Я платил за эту съёмную хату и снабжал Ташу продуктами. Я чувствовал себя должником перед ней. Чувствовал вину за то, что…

За то, что бросил её – да, именно я, именно её и именно бросил. Как ни крути, как ни пытайся прикрыться словами – кончились чувства, не сошлись характерами, слишком разные интересы, но это именно так. Как ни думай, что она была с этим согласна, и ни на миг не пыталась меня удержать. И даже делала вид, что наш разрыв ей безразличен.

Вот ведь, чёрт, никогда я не чувствовал себя виноватым ни перед кем. Ни перед родителями, которых не видел больше десяти лет, ни перед тёткой, за то, что свалился на её голову. Это из-за меня она не вышла замуж и не родила детей. Сколько ей было в мой приезд? Тридцать четыре – тридцать пять? Самый сок для женщины. А тут великовозрастный оболтус, которого кормить, поить и одевать надо. Ни перед тренерами, которых покинул, когда понял, что профессиональный спорт не для меня. Ни перед другими девчонками, с которыми встречался, а потом бросал. Их, романов, в смысле, до Таши, у меня было превеликое множество.

А перед Ташей чувствовал.

Когда же я видел её последний раз? Две, три недели назад? Да, кажется, именно тогда. Но вот выглядела ли она тогда такой… Такой… Опустившейся, что ли? Безжизненной, словно монгольфьер, из которого выпустили весь подъёмный газ. Я не помнил.

Она сидела, поджав под себя босые ноги, скрючившись, словно Голлум, над своей прелестью, закрывшись от мира ноутбуком и творчеством Леры Линн. Я смотрел на Ташу и смотрел, поражённый её видом.

А композиция The Only Thing Worth Fighting For меж тем всё играла и играла, зацикленная по кругу.

Таша, увлечённо отстукивая по клавишам, ничего не видела вокруг. Не замечая ни запаха, витающего в воздухе, ни своего немытого тела, ни бардака, царящего в квартире, ни меня. Я прошёл на кухню. Вздохнул. Грязь на полу, крошки и огрызки на столе, ведро для мусора переполнено, грязная посуда до самого крана, в холодильнике пустота.

Я вернулся в комнату и, дождавшись, когда в очередной раз прозвучит грустное:

Разве мы не на поле для битвы,

Запертые в священной войне?

Твоя любовь под прицелом моим.

Единственное, ради чего стоит бороться,

Единственное, ради чего стоит бороться… 9

Осторожно прикоснулся к плечу Таши:

Осторожно прикоснулся к плечу Таши:

– Привет.

Она вскинула испуганные глаза, быстро закрыла крышку ноутбука, и, стянув с ушей наушники, протянула:

– Фил, привет.

Таша обрадованно улыбнулась и встала, потянувшись ко мне. Я приобнял её, поразившись худобе: она и раньше была стройняшкой, но это была стройность свободной лани, а сейчас – болезненность находящегося в заточении зверя. Свободная майка совершенно не скрывала торчащих рёбер и начавшей обвисать груди.

– Таш, что с тобой?

– В смысле?

– Выглядишь неважно.

– Да? Устала просто. Работы… – она кивнула на прикрытый ноутбук, – много.

– Все консультируешь своих психов? – Хотел шутливо, вышло зло.

– Да. – От моего тона она замкнулась и села в кресло. – Я знаю, тебе это никогда не нравилось. – Она прижала колени к груди и обхватила их руками, словно отгораживаясь от меня. – Но это моя работа. И тебе сейчас, должно быть, безразлично, чем я занимаюсь.

Голос на грани слёз. Я беззвучно выругался.