Питер разделывал рыбу, я занялась спаржей, в процессе мы болтали, рассказывали, у кого что нового произошло за неделю. В этом семестре мы оба преподавали ребятам с младших курсов и сейчас с интересом обсуждали своих студентов.

Я даже не думала, что мне понравится преподавать. С первого занятия отпустила студентов на час раньше, потому что рассказала уже все, что знала по теме. Но после все как-то наладилось. Я стала серьезнее готовиться. Студенты что-то за мной записывали, это и волновало, и заставляло внимательнее следить за речью. Бывало, ребята заходили ко мне и просили прочесть их рассказы в новой редакции. Я никогда не отказывала. Особенно мне нравились студенты, похожие на меня саму на первых курсах – стеснительные, но серьезные.

Больше всего я любила тот момент, когда курс перестает восприниматься как толпа случайно угодивших в одно помещение людей. Когда становится ясно, что все студенты уже друг с другом перезнакомились, и занятия начинают течь как бы сами собой.

Я рассказала Питеру о своих студентах, он мне – о своих. Потом я обмолвилась об Уилсоне, о том, что агент, похоже, им заинтересовалась. Приятно было поговорить об этом с человеком, который не ходит с тобой на один семинар, но при этом понимает, что все это значит.

Мы перешли в гостиную и устроились с вином на диване.

– Как же мне не терпится закончить учебу. И свалить из Висконсина, – признался Питер.

– Правда?

– Я ужасно устал от всего этого.

Мне стало грустно, хоть я и постаралась этого не показать. Конечно, мы с Питером были едва знакомы, но мне не хотелось, чтобы он уезжал.

– А куда ты хочешь отправиться? – спросила я.

– Классно было бы пожить за границей. Может, в Барселоне, – ответил он.

– Ты знаешь испанский?

– Ага. Правда, там говорят на каталонском. Но уж наверное я бы как-нибудь справился.

– Оу. – Я почувствовала себя невеждой. – Да, конечно.

Питер встал и включил музыку.

– Слушала когда-нибудь Берри?

Заиграла какая-то французская песня. Голос у певицы был нежный, как шелк, и очень сексуальный. И игривая мелодия мне понравилась.

– Нет, но мне нравится, – отозвалась я. И, помолчав, добавила: – И кстати, мне нравится в Висконсине.

– А что именно? – спросил он, снова опускаясь на диван рядом со мной.

– Нравятся люди в Мэдисоне. Нравится, что тут хорошо пишется. Нравится моя жизнь. – Я пожала плечами. – Наверное, можно сказать, что я тут счастлива.

– Это здорово. Не знаю, может, все дело в том, что я тут уже пять лет, но я прямо дни считаю до отъезда. К тому же здесь ужасно холодно.

Тут Питер закинул руку мне на плечи. До сих пор, не считая того поцелуя в машине, мы друг к другу не прикасались.

Вскоре мы уже лежали на диване. Питер по сравнению с тонким хрупким Чарли поразил меня своей силой и мощью. В разгар ласк он вдруг на секунду оторвался от меня и подпел звучащей песне. От неожиданности я рассмеялась.

– Мой любимый момент, – пояснил он.

– Правда, классный, – кивнула я.

Ужин тоже прошел совсем иначе, чем с Чарли. Мы куда меньше смущались. Я спокойно ела, не тревожась, что измазалась едой. Рассказывала Питеру о семье, он тоже не отставал. Снова заговорил о смерти матери. Оказалось, его отец очень быстро начал встречаться с другой, и Питера это сильно задело.

– Не подумай, что я ее ненавижу, – заверил он. – Наверняка она прекрасный человек. Но принять то, что они вместе, я не могу. Это просто неуважительно по отношению к маме.

– Она будет у вас на День благодарения? – спросила я.

Он кивнул.

– Вместе со своей дочерью. Я все понимаю, у них с отцом роман, но зачем посвящать в это родственников?

Мне вдруг захотелось защитить его. Предложи он мне поехать с ним, я бы, глазом не моргнув, отменила поездку домой. Тут же купила бы билет до Лос-Анджелеса и полетела с ним.

Мы доели, я хотела помыть посуду, но Питер не позволил.

– Утром сам разберусь. Посмотри-ка. – Он кивнул на окно.

На улице бушевала метель, крупные хлопья беззвучно метались во мгле. На подоконнике уже намело толстый слой снега.

Стоило нам раздеться, как неловкость исчезла. По ласкам Питера чувствовалось, что он долго был с одной женщиной. Определенно научился прислушиваться к партнерше, понимать, чего она хочет. И так быстро меня раскусил, что я рассмеялась.

– Что? – заулыбался он.

– Как это у тебя так ловко получается?

Он поцеловал меня и затащил на себя. Такой теплый…

– Ты довольно прозрачно намекаешь.

Комнату освещал лишь горевший за окном фонарь, и мир вокруг, окрашенный в оттенки синего, выглядел мягким и размытым. Снег приглушил все звуки. Казалось, на земле не осталось никого, кроме нас двоих.