Когда я закончил, хозяин дома долго молчал. Я тоже не торопился открывать рта, опустошенный своими откровениями. Пытался найти выход из сложившейся ситуации, но ничего на ум не шло. Блин, а ведь я под Печатью Силы! Почему она не работает? Почему я не могу разорвать эти оковы?

— Потому что прокрустово ложе как раз и создавалось для того, чтобы удерживать свихнувшихся полубогов. — черт, я это тоже вслух сказал! — Давай-ка я немного подкручу настройки, чтобы мы могли поговорить более обстоятельно. Сразу предупрежу — полностью не отпущу! Несмотря на то, что на ложе ты не способен врать, я все еще не слишком тебе доверяю.

Мужчина снова проделал какую-то операцию возле моей головы, и в результате ложе пришло в движение. Согнулось, повернулось, и вот я уже не лежал, а вполне удобно сидел. Ну, если забыть о том, что двигаться все еще не мог.

— Ну, здравствуйте, Иннокентий! — когда кресло развернулось, я увидел, что хозяин дома уже сидит на банкетке, закинув ногу на ногу.

Первое, на что я обратил внимания, это отсутствие у него ступней. Из широких штанин вырастали волосатые козлиные или коровьи ноги. С копытами. Потом заметил парочку небольших рожек, прячущихся в волосах по обе стороны от сверкающей лысины.

— Вы кто?

— Сатир. — мужчина развел руками. — Или фавн, как нас потом стали называть латиняне. Позволь представиться. Эстр сын Гемона, но ты можешь обращаться ко мне Эдуард Георгиевич. Это мое имя для мира.

Вот так мы с ним и познакомились. Сперва я вломился к нему в дом, потом он приковал меня к древнему артефакту, лишавшему своего пленника силы и воли, а через полчаса — отправились на кухню пить чай. Идиотская история, полностью согласен.

Эстр, как уже было сказано, являлся сатиром. А эти существа — чего я, конечно же, не знал — на своей территории были практически непобедимы. Собственно, это даже из их функционала вытекало — владыки места. Яблоневый сад, который находился на месте его дома, и был его священным местом, уже давно срубили, но он так никуда и не ушел. Это он мне вкратце о своей жизни рассказал, когда освобождал из прокрустова ложа.

Сатира очень заинтересовала моя история. Сперва он все выслушал, потом задал несколько уточняющих вопросов (большей частью они касались взаимодействия с осколками), после чего окончательно освободил и пригласил на кухню.

— Жаль Шахата. — по пути туда говорил он, цокая копытами по ступеням. Кухня находилась на первом этаже, а меня он держал в подвале. — Правильный был мужчина, не то что эти тщеславные и самовлюбленные придурки, называющие себя богами! Да одно то, что он не участвовал в Игре уже достойно моего уважения!

— Вы его знали?

— Ха! Знал ли я его? Конечно, юноша, я его знал! Не сказать, что мы дружили, все-таки, положа руку на сердце — Губители довольно угрюмые создания. Но пересекались несколько раз. В паре его воплощений, мда. Последний раз… когда же это было? В семидесятых, наверное. Да, точно! Я как раз в семьдесят четвертом окончательно решил покинуть Кипр, ну, помнишь, вся эта история с турками… Там, стало быть, и виделись. Помниться, напились мы тогда знатно! Я же вывозил все, что мог, пришлось даже контрабандистов нереидов нанимать. А в багаже совершенно случайно завалялись несколько амфор рецины… Впрочем, это неважно! Ты черный чай предпочитаешь или зеленый? Я, лично, в последние годы подсел на ройбуш — что поделать, годы берут свое! Кофеин, как говорит одна слишком умная для такой красивой женщины, муза, мне совершенно противопоказан.

Прекратив считать меня врагом и подсылом, Эстр болтал без остановки. Я даже не пытался вклиниться с вопросами. Просто шел следом за ним, и примирялся с очередным вывертом мироздания. В одном богатом краснодарском доме живет сатир. Который сбежал с Крита, и знал прежнего Шахата.

— Черный, пожалуйста.

— Варенье? Может быть, мед? Ты знаешь, мне один знакомый, осевший в Тавриде, присылает потрясающий мед! Его собирают дикие пчелы, без всех этих ульев и новомодных способов добычи. Настоящая классика! Могу распечатать бочонок.

На просторной кухне сатир усадил меня за стол и принялся ухаживать. Из шкафчиков извлекалось то алычовое варенье, то уже упомянутый мед, то джем из хурмы, и к каждому лакомству шла своя история. От такой искренней заботы — он реально вел себя, как дедушка, радующийся приезду любимого внука — я окончательно оглох, и просто кивал. Принимая одно угощение за другим, и под внимательным взглядом сатира, его пробуя.

— Итак! — когда в меня было влито ведро чая, а от сладкого натурально подташнивало, хозяин дома, наконец, уселся за стол, сложил руки так, чтобы можно было положить на них подбородок, и спросил. — Что ты теперь собираешься делать?

— В каком смысле, Эдуард Георгиевич?

— В самом прямом, Иннокентий! В самом прямом! Ты ведь несешь в себе наследие героя, и решил вернуться в город не просто так?

— Героя? Губителя, в смысле?

— Ну, можно и так сказать, да. Я, знаешь ли, уже давно живу, и к современному сленгу не слишком привык. Когда три-четыре сотни лет вещи имеют одно название, а в следующие сто — другое, как-то поневоле держишься за привычные. Господа, Губители — как по мне раньше все было проще. Боги и герои. Но… мода, что поделаешь. Египет сменил Шумерское царство, Эллада стала наследницей Египта, Римская империя наследовала Греции. Арабы, европейцы, эх — всех и не упомнишь! И каждый раз названия менялись. А люди живут слишком мало, и быстро все забывают.