Содержимое пузырька отправилось в рот полутрупа. От суточной дозы энергии жизни, сердце стало мелко подрагивать, пытаясь запуститься, но чего-то не хватало.

Я приложил левую ладонь на солнечное сплетение, и протянул канал от печени к сердцу. Как обычно, в последнее время, при использовании дара знахаря, ладонь стала светиться, выдавая меня. Затем, накопив в правой электрический заряд, я хлопнул ладонью по груди своего пациента, на против сердца, одновременно высвобождая ток. Тело Высоцкого выгнулось не хуже чем от дефибриллятора.

Я дождался, когда сердце станет работать стабильно, и убрал дополнительный канал. Дыхание выравнивалось, организм, с помощью зелья, перерабатывал наркотик, выводя его через почки.

Владимир Семёнович, с хриплым стоном, открыл глаза. Я, не давая ему опомниться, поймал его взгляд, и послал в его сознание мысль-вирус, который будет гасить ассоциативные связи между наркотиком и удовольствием. Это не избавит его от зависимости, но поможет преодолеть её.

Вот и всё.

— Спи, — напоследок усыпил я его. — Теперь с вами… — повернулся я к ошарашенным зрителям.

— Может не надо? — проблеял мужик.

— Надо, Федя. Надо, — вспомнил я фразу из фильма.

— Я не Федя. Я — Толя.

— Пофиг, — отмахнулся я от него. — Значит так, товарищи. Слушайте небольшую лекцию. Наркотики — суть стимуляторы. Они заставляют организм быть в тонусе, убирают усталость. Однако, подобные действия расходуют энергию. А откуда она берётся? Ведь в самих веществах её нет. Правильно, из организма. Таким образом нарушается баланс вырабатываемой и расходуемой энергии. В процессе жизни, этот баланс и так смещается в сторону увеличения расхода, а наркоманы, получается, сами притягивают свою старость. Я это к тому, что товарищ Высоцкий, сегодня умер от банальной старости.

— Умер? — охнула женщина.

— Да, — кивнул я. — Но потом, мы его откачали. Так что, не волнуйтесь. И ещё. Я поставил ему блок на удовольствие от наркотиков. Скорее всего у него скоро будет нервный срыв, и хорошо бы на какое-то время поместить его в стационар для буйных. Но это — смотрите сами. На этом позвольте откланяться.

Не обращая внимания на их попытки узнать что-то обо мне и о моём лечении, я аккуратно стер их воспоминания, касающиеся моей внешности и голоса. Надеюсь этого хватит, чтобы на меня не вышли.

Покинув дом, я попытался аппарировать в свой номер в гостинице, но не получилось. Это стало для меня сюрпризом, как-то привык, что в любой момент можно свалить, а оказалось, что это не так. Антиаппарационного купола не было. Проверять другие причины я не стал, надо было возвращаться, пока моё отсутствие в номере не заметили.

Остаток Олимпиады я просто отдыхал. Ходил смотреть на соревнования, посещал экскурсии. Ел мороженое и попробовал квас из бочки. Короче, отдыхал.

Никаких новостей про Высоцкого, как и ожидалось, не было. Я не утерпел, и, через пару дней сходил в театр на Таганке, где полюбопытствовал про артиста, но мне просто сказали, что он болеет. И никаких подробностей.

Ну и ладно. Живой — и то хорошо.

4 августа 1980.

Вчера закончилась Олимпиада-80.

Трогательная сцена с улетающим Мишкой зацепила за живое. На многих лицах можно было заметить слезы.

Мое время пребывания в Москве тоже закончилось. Пора ехать на деревню к дедушке.

Ещё вечером, ко мне подошёл взмыленный наблюдатель от КГБ, и спросил на счет дальнейших планов. То, что за мной следят, я заметил сразу, а потом стал приветливо махать рукой выявленным шпикам. Это привело к тому, что их стали менять, но через четыре дня замены прекратились. Возможно, конечно, что они научились маскироваться, но я думаю, что скорее всего смирились. Различал-то я их по ауре, и прекращение замен заметил. Да и необходимости в тотальной слежке я не создавал, и нелегально отлучался лишь для спасения Высоцкого. А обычно всегда оставался в их поле зрения.

На мой вопрос о причине его нервного состояния, КГБшник рассказал, что организаторы Игр забыли уведомить их о том, что Олимпийский Мишка будет летающим. Попало многим. И ко мне он пришел заранее, опасаясь, что я тоже могу выкинуть какой-нибудь сюрприз.

Ничего такого я не планировал. Вообще, старался вести себя максимально открыто.

Сотрудники КГБ оценили мою лояльность, и не создавали лишних проблем. Более того, два раза помогли купить билет на соревнования. Предлагали бесплатный, но я решительно отказался. Короче, общий язык мы нашли. Вот и сейчас, я без утайки рассказал куда собираюсь. Правда то, что считаю Яриных родственниками, я не сказал. Просто игрой слов навел безопасника на мысль, что мой выбор деревни случаен.

И вот, я сижу в вагоне поезда, и еду на Урал. Можно было выбрать самолёт, и оказаться на месте раз в десять быстрее, но мне хотелось почувствовать дух советского союза. То, что я родился до его развала, ничего не значит, так как эта беда случилась когда мне было всего три года. Теперь же я мог полноценно ощутить настроения людей, их уверенность в завтрашнем дне. Не подозревающих о том, что все может пойти кувырком по воле горстки властолюбцев. Мне было легко среди них, хоть я и вырос в девяностые, но по большей части это произошло в деревне, как правило более инертной в плане изменения человеческих отношений. Соседи по плацкарту угощали меня варёной курицей и домашними заготовками. Я, в ответ на это, достал из сумки с н/з, колбасу, купленную ещё в Британии. Пили мы легкий сидр, а от предложенной водки отказался. На всякий случай, тонким ментальным посылом, убрал желание выпить и у предложившего. Наверное, он потом нажрется в двойне, но сейчас мне тут пьянка не нужна. Вот так, под разговоры, а потом и песни, прошёл вечер в поезде.