– Как ты у своих? – поинтересовалась Ирина.

– Почти. Только этот сопляк, помладше. Но дерзкий тип. И держался крепко. Когда я сообразил, что он у них главный, сразу к нему рванулся, хотел вывести из строя первым делом. Но просчитался.

– Почему?

– Он оказался сильнее меня, – признался Плохиш.

Ирина взглянула на него с удивлением – таких слов от своего парня она не слышала никогда. Он был слишком самолюбив, чтобы признаваться в таком, и, должно быть, в этом пареньке он увидел действительно серьезного противника.

Так оно и оказалось.

– Он сшиб меня с ног первым же ударом, – сказал Плохиш с задумчивыми нотками в голосе, словно попутно вспоминал, как все это происходило. – Я и сообразить ничего не успел – от неожиданности должно быть, – как он завалил меня. Нос, кажется, сломал, сука! Все кастетом в висок метил, я еле успел увернуться, так он мне чуть затылок не проломил.

Плохиш вдруг зло рассмеялся.

– Как, однако, бывает обманчива внешность, – заметил он. – Больше всего меня смутило то, что он совсем еще пацан, я рассчитывал его одним пальцем раздавить. А он, видать, не промах. Из новых – никогда раньше с ним не встречался. – Плохиш снова рассмеялся, и на сей раз его смех понравился Ирине еще меньше. – Ничего, я с ним еще встречусь. Я тоже ему отметину поставил, щеку кастетом разорвал, шрам хороший останется.

Плохиш показал Ирине кулак, забрызганный капельками крови.

– Вот только мотоцикл жалко, сгорел… Ну, ничего, я с ним за все рассчитаюсь!

Он замолчал, еще раз сплюнул в темноту и, развернувшись, прихрамывая, зашагал по тропинке. Ирина засеменила следом.

– Ты иди домой, – приказал ей Плохиш, не оборачиваясь. – А у меня еще есть дела…

Ирина не ответила. Она знала, что спорить с Плохишом в таком состоянии не имеет смысла, да она и не хотела сейчас спорить – больше всего на свете ей сейчас действительно хотелось домой. Она даже не думала о том, что скажет ей мать, увидев порванную куртку и кровь. Нет, ничего доказывать она не собирается. Она собирается в постель. Скорее забыться.

Домой она добралась быстро. С Плохишом расстались не попрощавшись, он только буркнул сквозь зубы: «Я им, гадам, устрою!» – и исчез в темноте. Проводив его взглядом, Ирина подошла к дому и встала под окнами своей квартиры, напротив детской. Привстав на цыпочки, трижды стукнула ногтем по стеклу. Входить в квартиру через дверь она не хотела – мать обязательно проснется, а это был бы не лучший поворот событий.

Подождав с минуту, она повторила стук. В окне замаячил худой силуэт Славика, младшего брата. Стукнули шпингалеты, окно раскрылось.

– Двери нет? – недовольно спросил Славик.

– Цыц, – сказала Ирина. – Где мамка?

– Спит уже, где же ей быть?

– А Тошка?

– Не знаю, не приходил еще.

Ирина ухватилась за раму, подпрыгнула и, скользнув ногами по стене, впорхнула в комнату. Квартирка у них была маленькая, всего из двух комнат, одна являлась гостиной и спальней родителей одновременно, а во второй приходилось ютиться всем троим детям Владимира и Елены Савченко. У мальчишек кровати стояли в два яруса, верхняя принадлежала Славику, а снизу безраздельно властвовал Тошка; Ирина же довольствовалась старенькой софой в углу у окна.

Не зажигая свет, она сняла куртку, повесила ее на спинку стула и легла на софу, прямо поверх покрывала. Расслабилась и сразу же поняла, что падение с мотоцикла прошло вовсе не так бесследно, как ей казалось. Тело моментально заныло, загудело, и, даже не рассматривая себя, Ирина могла сосчитать все свои синяки. Левая нога – один сплошной синяк, левое плечо тоже, тело было почти сплошь усыпано мелкими ссадинами.

Разбудил ее тихий стук в окно. Она моментально открыла глаза, словно и не спала. За окном темнота, значит, еще по-прежнему ночь. Ирина нащупала на тумбочке будильник и поднесла его к глазам. Стрелки слабо светились и показывали два часа ночи.

Стук повторился. Ирина резко села на кровати и едва не вскрикнула – тело уже не просто ныло, а буквально разрывалось при малейшем движении. Шепотом ругаясь, она встала и открыла окно.

– Где ты шлялся? Мать узнает, голову оторвет.

– Подвинься, – сказал Тошка, вскарабкиваясь в окно. – Ты сама-то давно нарисовалась?

– Я уже взрослая.

– По твоей морде не скажешь.

Ирина дотронулась до поцарапанной щеки. Царапины были большие и уже покрылись толстым слоем запекшейся крови.

– На себя посмотри, – обиженно сказала она, посмотрев на Тошку. – Твоя морда ничем не лучше. Кто тебе щеку порвал?

Неожиданно она замолчала. Вдруг испугалась чего-то, хотя в первую секунду не сообразила, чего именно, только почему-то подумала: «Все пропало!» А уже в следующее мгновение поняла, что ее испугало.

«Я тоже ему отметину поставил, – вспомнились слова Плохиша. – Щеку кастетом разорвал, шрам хороший останется…»

«Был там на мосту один типчик. Сопляк еще совсем, щенок, малявка…»