Когда Ирина проснулась утром, ни Тошки, ни Славика уже не было. Солнце ослепительно светило сквозь тюль, на подоконнике были видны следы от обуви, а дверь в комнату была заперта изнутри – должно быть, мальчишки ушли через окно, даже не посетив ванную. «Но я-то не мальчишка, – сказала себе Ирина. – Я не могу идти к Вадику драной, потной и грязной…»

Родителей тоже не было – ушли на работу. И хорошо – если шрамы на руке и ноге можно скрыть под халатом, то на лице следы ночных событий скрыть невозможно, а никакого вразумительного объяснения их появлению Ирина пока так и не придумала.

Приняв ванну, Ирина отправилась к Плохишу. Она слегка волновалась, но почему-то была уверена: Вадик не сможет ей отказать. Он не раз говорил, что на все готов ради нее, и вот представился случай доказать это. Эту войну нельзя допустить ни в коем случае.

Она знала, где найти Плохиша. У него был большой сарай неподалеку от дома – Плохиш часто собирал там свою банду, летом даже ночевал там, да и Ирина не раз проводила с ним ночи. В сарае имелось все самое необходимое – раскладной диван, большой стол с облупившейся полировкой, несколько самодельных табуреток.

Было и электричество, а в дальней части сарая Плохиш устроил мастерскую, куда его приятели пригоняли на ремонт свои мотоциклы.

Ирина оказалась права – Плохиш был там. По пояс голый, он сидел на диване и неторопливыми круговыми движениями натачивал короткий широкий нож, явно самодельный. Когда Ирина вошла, Плохиш и бровью не повел, так и продолжал монотонно швыркать лезвием по бруску.

– Привет, – негромко сказала Ирина. Почему-то она уже была не так уверена в силе собственной красоты. Пиратский вид ее друга внушал опасение.

Плохиш бросил на нее неприветливый взгляд и кивнул, не оставляя своего занятия. Ирина подошла и села на стол, против Плохиша.

– Я хотела поговорить, – сказала она.

Плохиш ответил не сразу. Он потер бруском кончик ножа, посмотрел лезвие на свет и только тогда поднял на подругу глаза.

– О чем?

– О вчерашнем. Клоп жив, с ним все в порядке.

– Я знаю, – Плохиш кивнул. – Я его уже видел. Сейчас он собирает братву, вечером мы за все отыграемся.

– Зачем? Ведь ничего страшного не случилось. Вы побили их, они побили вас, все живы и нет никакого смысла все начинать заново.

– Ха! – только и сказал Плохиш, снова принявшись за нож.

– Ты не понимаешь! У них один мальчишка тоже очень сильно пострадал, его отвезли в реанимацию. Ты выбил ему глаз. Это не шутки! В больнице его обязательно навестит следователь, хочет он того или нет, и я не думаю, что, лишившись глаза, он станет покрывать тебя перед ментами… Мальчишки в Овражьем очень злятся и тоже вовсю готовятся к войне!

– «Хочешь мира – готовься к войне», – ответил Плохиш, покивав. – Это нам на руку. Значит, будем драться стенка на стенку, не придется их вылавливать по одному по всему Овражьему.

– Боже, почему ты не можешь меня понять?! – взмолилась Ирина.

Она спрыгнула со стола и присела на диван рядом с Плохишом. Забрала у него нож, брусок и бросила их на стол.

– Вадик, милый… Если я попрошу тебя, ты сделаешь для меня одну вещь?

Плохиш улыбнулся на одну сторону, отчего одна ноздря его горбатого носа хищно раздулась. Он потянулся к Ирине рассеченными губами, и она с готовностью предоставила свое лицо для поцелуя.

– Все что пожелаешь, Птичка.

Плохиш обхватил ее за плечи, и она опомниться не успела, как уже лежала на диване; Плохиш зарывался ей носом в распущенные волосы и довольно болезненно покусывал за шею, а Ирина пыталась хоть чуть-чуть отодвинуть его от себя, чтобы придать своим последующим словам хоть толику обстоятельности.

– Вадик, Вадик, – пробовала она достучаться до Плохиша. – Ты послушай, что я хочу тебе сказать… Ты слушаешь меня?

– Да, Птичка, да, – говорил Плохиш, но Ирина почему-то очень сомневалась, что до него доходит смысл ее слов.

– Вадик, я хочу сказать, что ты должен отказаться от своей затеи.

– А что плохого в том, что мы сейчас займемся тем, что нам обоим нравится?

– Я говорю не об этом.

– А о чем же еще?

– О твоей мести. Ни к чему это все.

– Ерунда. Ты не должна об этом думать. К тому же много времени это у нас не займет. Мы покажем этим щенкам, кто хозяин положения, а заодно научим, что к старшим следует относиться с уважением. Это будет для них наукой. А тому сопляку с кастетом я просто переломаю руки.

Плохиш говорил все это, не переставая целовать Ирину в шею, одновременно расстегивая пуговицы на ее рубашке.

– Вадик, подожди… Да подожди же, я говорю! Именно о том сопляке и речь.

– Вот как? А тебе какое до него дело?

– Он мой брат…

Плохиш замер. Медленно поднял голову.

– Брат?

– Брат.

– Родной?

– Родной.

– Ты уверена? Может, мы говорим о разных людях?

– Нет. Очень хотелось бы, но… Он рассказал мне, как было дело – как узнал о тех четверых мальчишках, что вы избили ночью, как придумал сделать на вас засаду, как бил Сивуху, как убегал от него Клоп. В общем, это был он, мой родной брат. Антон.