— А?

— Бэ! Sapienti sat, как говорили в Первой Империи Людей. Разумному — достаточно. Захочешь — потом сам прояснишь… Или я тебе проясню, если с ума сойду или напьюсь сильнее, чем обычно. Но со здоровьем у тебя точно проблем теперь до-о-олго не будет. Если тебя никто не убьет.

— Спасибо вам, Наталья Кузьминична, большое, за слова такие теплые! — изобразил шутовской поклон я. Настолько, насколько это было возможно в стесненных обстоятельствах электрокара. — И у вас сейчас папироса промежность пропалит.

— Твою-то ма-а-ать! — выругалась она, подхватила тлеющий окурок и таки выбросила его в окно. А потом опомнилась: — Какого фига? Ничего бы оно не пропалило… Я же в форме!

Форма у них огнеупорная, что ли?

Дальше мы ехали в молчании. Свернули в какую-то промзону, где я сполна насладился видами бетонных заборов, металлических ангаров, грохочущих цехов по производству непонятно чего, разбитых дорог и прочего всякого-разного. Около казенных металлических ворот с ржавыми двуглавыми орлами на створках Пруткова остановила электрокар и посигналила. Ворота открыли какие-то лихие дяди в шлемах-сферах и громоздких бронежилетах, вооруженные черными угловатыми автоматами.

Через секунду машина остановилась, двери уехали куда-то вверх, и Пруткова скомандовала:

— На выход! — и полезла наружу.

Ну, и я тоже — полез. Навстречу нам из приземистого двухэтажного здания уже спешил какой-то бородатый тип в стильном сером гражданском костюме и почему-то в военных ботинках. Он крепко, по-мужски, поздоровался за руку с Натальей Кузьминичной, а потом глянул на меня и проговорил с непередаваемой интонацией:

— Слишком много рыжих на квадратный метр, — а потом вздохнул и представился: — Рикович, Иван Иванович. Целовальник Сыскного приказа.

Он тоже был рыжий и молодой, как и я. И тоже — бородатый. Только его рыжина была светлее, а радужки вокруг зрачков- похоже, разноцветные. Один голубой, а другой — зеленоватый, но, может быть, это из-за освещения так казалось: солнце близилось к закату. Этот Рикович зачем-то потрогал свой висок двумя пальцами правой руки, его глаза удивленно раскрылись, а потом он протянул мне руку для приветствия:

— Действительно, совершеннейший ноль! Даже удивительно, как будто стенку попробовал отсканировать. Вы нам, пожалуй, и правда, подходите… Наталья Кузьминична вас в курс дела ввела?

Руку я пожал и ответил:

— Что-то по профилю поискового батальона, за хорошие деньги. Дело двадцати минут.

— Плюс-минус, — кивнул он. А потом вдруг несколько растерянно добавил: — Вы это… Ну, извините, что ли. Нам просто специалиста из Москвы ждать некогда, открыть нужно прямо сейчас, все сроки горят. Мы договор подряда честь по чести составим, земским налоговикам положенные пятнадцать процентов отчислим, в пенсионный фонд — тоже. Мы же не шарашкина контора какая-то… Пройдемте? Наталья Кузьминична, документы у вас? Сходите к Юрченке, оформите договор на три тысячи. Георгий Серафимович, а вам на счет или наличными лучше?

— Наличными, — не задумываясь, откликнулся я.

Мало ли как оно обернется.

— Уф, ладно… — почему-то напрягся он. — Пройдемте.

И я пошел за Риковичем. Пока шел и смотрел на его затылок, думал о том, что плыву по течению. Что вокруг меня какой-то сплошной экшн, и ни минуты передышки этот мир мне пока не дал! Зато — дал возможность вот так вот быстро и энергично идти куда-то за молодым целовальником, что бы это ни значило. Нет, то есть, что такое целовальник, я знал — это один из придворных или приказных чинов в царской еще Руси, но что это значит здесь — одному Богу известно! В любом случае, если за возможность бодро ходить, дышать полной грудью и есть картошку с мясом, нужно расплатиться временным заплывом по течению — я совсем не против. Такой компромисс меня полностью устраивает…

Через малозаметную металлическую дверцу мы прошли к винтовой лестнице с гулкими ступеньками, спустились куда-то под землю, метров на десять точно. Пройдя мимо поста охраны и рамки с датчиками, явно более сложными, чем обычный металлодетектор, попали в длинный, освещенный лампами дневного света коридор с кучей дверей по обеим сторонам. Касанием ладони Иван Иванович Рикович открывал одни раздвижные двери за другими, мы прошли целую анфиладу комнат, пока, наконец, не оказались в помещении, разгороженном толстой стеклянной стеной. Здесь дежурили люди в костюмах, похожих на скафандры РХБЗ. Эти типы мигом принялись облачать целовальника в точно такое же защитное снаряжение. Попробовали сунуться и ко мне, но рыжебородый сыскарь что-то им такое сказал, из-за чего они быстро отстали. Пока Рикович облачался — я прилип к бронестеклу и рассматривал происходящее на той стороне.

На самом деле ничего там такого не происходило, просто — на верстаке стояла штуковина, которую так и подмывало назвать малахитовой шкатулкой. Потому что она была зеленая, каменная, светилась и походила именно на шкатулку.

— Георгий Серафимович? Вам нужно туда зайти и открыть ларец. И показать нам, что там лежит, только и всего.

— Однако! — сказал я. — Только и всего?

Пахло это дело первостатейным дерьмом. Но, в конце концов, если бы они хотели просто меня угробить — у них имелась тысяча вариантов воплотить такую идею в жизнь. И для этого меня не нужно было тащить Бог знает, куда и втирать какую-то дичь про договор подряда и документы. Похоже, у ребят произошел реальный форсмажор, а я подвернулся как нельзя кстати. Или кто-то меня им подвернул! Очень уж все это вовремя произошло: дракон, попадание и все прочее… «Не верю!» — как говорил Станиславский.