— Так… Ладно, учительствовали… Служили-то где?

Служил я после универа именно там, где она и сказала в начале беседы: в 52-м отдельном специализированном поисковом батальоне главного управления идеологической работы Министерства обороны Республики Беларусь. Но почему-то мне казалось, что если я брякну все как есть — получится не очень. Поэтому начал я медленно:

— Отдельный, специализированный…

— … гвардейский его высочества цесаревича Феодора Иоанновича поисковый батальон! — кивнула она. — То есть долговременная память у вас в порядке. Что касается сути операции, во время которой вы, господин Пепеляев, получили контузию — запрос отправим куда следует, нечего об этом в земщине языком трепать. Война недавно отгремела, и каждый из нас исполнял свой долг на своем месте…

А я подавился слюной и кашлял довольно долго. Потому что мне захотелось спросить примерно, как тому типу из фильма про Шурика: «Какой-какой матери?» Точней «Какого-какого Иоанновича?» И «Какой-какой земщине?» И еще много всяких «каких-каких». Но желание это я подавил. Потому что или она сбрендила, или я, или — никто. Просто факты, которыми я располагаю, в нынешних условиях потеряли актуальность. Источники информации утратили доверие. А для настоящего историка это значит что? Надо искать другие источники, а до этого — молчать в тряпочку и не плодить абсурдные теории.

В коридоре в это время послышалась какая-то суета, гул голосов, даже — ругань. В палату влетела Лидочка Горшкова с напуганным лицом и зачастила:

— Там эти… Из юридики! Но им же нельзя! Они же не могут просто так…

Брови Натальи Кузьминичны взлетели на самый лоб, выражая высшую степень изумления и возмущения. Дверь в палату вдруг распахнулась с грохотом, настежь, при этом вторая, меньшая, створка, которая была намертво закреплена и, похоже, открывалась только чтобы вывезти каталку или перенести мебель, саданула о стену с такой же силой, как и первая, широкая. Порыв ветра ударил в окна, окно звякнуло — и на мои глазах на стекле проявилась трещина! Точно такая же, как… Как в РНПЦ! На том же самом месте!

— Магия в земщине?! — рявкнула Наталья Кузьминична навстречу входящим в палату мужчинам весьма живописной наружности. — Жевуский! Это снова ты? Забываешься, старый хряк? Здесь вам не Несвижская юридика, Радзивилловы прихвостни!

— Госпожа штабс-капитан, ну, какая магия? — расплылся в довольной, как у объевшегося сметаны кота, улыбке старший из них: седоватый и лысоватый мужчина, крупный, мясистый. — Так, ветерок подул, дверцы открылись… Сквозняки-с! Земские больницы, сами понимаете. И, на минуточку, не прихвостни — а самые настоящие Радзивиллы! Вот тут со мной — пан Кшиштоф Радзивилл, представитель рода, с предложением к господину Пепеляеву.

Магия вне Хогвартса. Дерьмо-то какое. Вот тут-то меня и пробрало снова. Даже в груди печь начало! Гнев? Ну, пусть будет гнев. Что за ересь такая произошла со мной этой ночью?! Где я оказался?! Зачем я убил дракона? Почему я здоров? И что это за дерьмовая манера — врываться в больничную палату?! Магия?! Какая, дерьмо собачье, магия?! Гнев клокотал внутри и стремился вырваться наружу, кажется — еще секунда, и я кинулся бы на этих троих с кулаками, но — вдруг почувствовал, как браслет наручника впился мне в запястье, оставляя болезненные красные следы.

А тот голос сказал:

— МОЙ ПАРЕНЬ. ВСЁ ПРАВИЛЬНО — ОНИ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ. МЫ СОЖРЕМ ИХ ВСЕХ. ИСПЕПЕЛИМ. СО ВРЕМЕНЕМ. А ПОКА — СМОТРИ, СЛУШАЙ, ЗАПОМИНАЙ.

Мне хватило выдержки не подпрыгнуть на кровати. Сожрем? Сроду людей не кушал, и впредь не собирался. Хотя лысая башка крупного дяди, который прошел в своих сапожищах прямо на середину помещения, вызывала бешеное желание по ней стукнуть. Вообще — все трое, и этот боров, и двое молодых — выглядели не менее претенциозно, чем Пруткова. Позеры какие-то, морды кирпича просят. Желтые сапоги, пышные кафтаны странного кроя, богато изукрашенные пояса… На груди у каждого — гербовый щит с тремя охотничьими рогами на серебряном поле. Радзивилловский герб! Однако…

Я уже устал удивляться, если честно. И злоба куда-то ушла, мне даже удалось не выругаться, когда один из двух молодых визитеров — небритый и с явно воспаленными после недавних алкогольных возлияний глазами на красивом, но порочном лице, шагнул вперед и протянул мне какую-то карточку типа визитки:

— Пан Пепеляев-Горинович? Клан и род князей Радзивиллов предлагает вам покровительство. Мы найдем применение и вашим способностям…- сказал он. А закончил непонятно: — И их отсутствию. Поверьте — не в ваших интересах тянуть с решением. Мы умеем быть щедрыми к верным людям и безжалостными к врагам.

Карточку я взял. И посмотрел в глаза этому… Кшиштофу? Честно — я не из тех белорусов, которые фанатеют от древних шляхетских родов типа Радзивиллов, Огинских, Гаштольдов и Ольшанских. Я историк, и примерно представляю, как именно складывались отношения у ополяченных панов с моим народом. Поэтому бегать по потолку от радости не собирался — и мне было все равно, ряженые они, психи ненормальные или настоящие Радзивиллы. Всё — одинаково плохо.

— На сим настало время удалиться, — раскланялся по-шутовски толстый Жевуский. — До побачення, госпожа штабс-капитан. До побачення, пан Пепеляев-Горинович.