Декабрь 640 года. Ратисбона. Королевство Бавария.

Княжеский поезд в этот раз оказался необыкновенно многолюдным. Помимо государя с охраной, как бывало обычно, сегодня приехали княгини Людмила и Милица, а также взвод Сиротской сотни для услуг в дороге, и Иржи, лекарь-недоучка оттуда же. Вот таким вот незатейливым способом великий князь вновь собрал своих детей. Он хотел, чтобы они познакомились, наконец, с юным племянником.

Старые стены римского лагеря, что приняли в себя жителей Ратисбоны, становились уже очень тесны для растущего города. Все больше и больше людей селилось теперь в посаде, не опасаясь нападений. Венды вели себя тихо, а тюринги — еще тише. Тут не лангобардская граница, люди спокойно живут.

Изменились и улицы города. Еще покойный Гарибальд запретил водить свиней в пределах стен, а Теодон после очередного пожара велел новые дома в ровные линии построить, разбив прямые, словно копье, улицы. Получилось довольно симпатично. Да и воняло теперь не в пример меньше. Не то, что при покойном герцоге.

Королевский дворец был все тем же «длинным домом», в котором живут германцы, только из крыши его торчали теперь печные трубы. Королева Умила в копоти категорически жить не желала и, пока растут стены нового дворца, изо всех сил пыталась благоустроить старый. Впрочем, у нее это получалось плохо. Огромный пиршественный зал с очагом и несколько небольших комнат, увешанных коврами. Вот и все обиталище королевской семьи.

— Умила, деточка! — обе княгини обнимали баварскую королеву, которая за эти годы из скромной и довольно тихой девчонки с мечтательным взглядом превратилась во властную молодую женщину. Княжна Видна тоже с восторженным визгом полезла обниматься с сестрой.

— А Кий где? — Умила растерянно повела взглядом по комнате.

— На посту стоит, — заговорщицки подмигнула ей мать. — Прямо за твоей дверью. Вот сменится и увидитесь.

— Сестрица! — Берислав поцеловал Умилу в щеку. — Где мой племянник Гарибальд! Ух, какой богатырь!

Как же ему не хватало ее все это время! У него всего один друг — Арни, но разве можно сравнить неотесанного тюринга с умной и начитанной сестрой. А ведь она похорошела, — подумал он, глядя на нее как-то по-новому. Не как мама, конечно, стала, но очень мила. Прибавила кое-где обабившись, и навсегда потеряла свой дурацкий, наивный взгляд. Ей пришлось здесь очень быстро повзрослеть.

Самослав тоже разглядывал дочь с удивлением. Умила и впрямь превратилась из примерной тихони в настоящую женщину, хозяйку в своем доме. Затейливо уложенные косы стоили служанкам не одного часа забот. Умила, которая обычно ходила с распущенными волосами, явно готовилась к приезду родителей. Она не любила одеваться ярко. Ее длинное шелковое платье с глухим воротом в Братиславе показалось бы слишком скромным. Там законодательницей мод считалась княгиня Мария, а ее наряды всегда были весьма смелы. Настолько, что даже владыка Григорий их осуждает, ибо искушение диавольское те наряды.

— Как у тебя с ней? Слухи всякие до меня доходят… — едва слышно спросил Самослав у зятя, который стоял рядом и восторженно разглядывал усыпанный камнями кинжал. Князь не изменял себе, и еще ни разу не приезжал к Теодону без подарка, каждый раз находя возможность удивить его. Король с трудом оторвал взгляд от богатой отделки ножен, которые только что не обнюхал, и махнул рукой.

— Да ничего все. Я уже и привык. Она же не девка какая, а самого великого князя дочь! А так… Хорошо живем. Королева как пчела работает, тесть. Я и не знаю, что делал бы без нее. Графы и казначеи как шелковые ходят. Курицу украсть, и то боятся. Не хотят на виселицу, как прошлый камерарий…

— Умила приказала человека казнить? — несказанно удивился Самослав. — Ты сейчас о моей дочери говоришь или уже успел вторую жену взять?

— Я вторую жену нипочем не возьму, — покачал кудлатой головой Теодон. — Не стану обижать ее. Золото ведь, а не баба. А что не слишком люб я ей, так что ж теперь… Какой есть. Есть и поважнее постельных утех заботы. Для постели у меня служанки имеются.

— Я поговорю с ней, — поморщился Самослав, которому такой поворот дел решительно не понравился. Король Теодон открыл было рот, чтобы ответить, но тут за дверью раздался шум. Князь прислушался.

— Гля, Керт, какой воин стоит! Гладкий, как девка! Гы-гы-гы!

— Хорош! Был бы он девкой, я бы такой присунул! — добавил невидимый товарищ.

— Был бы ты мужиком, я бы тебе печень вырезал, — раздался юный голос за дверью, — Валите отсюда, пока я добрый. Я княжий муж при исполнении. Мне деревенщину отпинать — милое дело. Да только на посту я, нельзя мне.

— Это ты мне печень вырежешь? — раздался насмешливый голос. — Керт, а по-моему, это девка! Давай-ка проверим!

— Давай! Ух ты, мой сладкий…

— А-а-а!!! Ты чего творишь, щенок!

— Твою мать! — заревел князь и бросился в коридор, пинком распахнув дверь.

Он опоздал. Один воин уже валялся на полу, зажимая широкую рану на животе, а второй лежал на пузе, а к его горлу княжич Кий прижал нож и уже собирался сделать последнее движение. На лице мальчишки было написано истинное наслаждение происходящим.

— Замри! — крикнул князь. — Не смей!

— Да чтоб я сдох, — изумленно почесал затылок Теодон. — Да как же вы так обделаться могли, парни? Он же пацан совсем!