Несколько дней спустя Боб и Конни ехали вместе в автобусе. Никуда они особо не направлялись, а просто катались себе, и Конни пыталась показать Бобу, что именно она ценит в общественном транспорте. Тут ее постигла неудача, или, возможно, неудача постигла Боба, потому что ему так и не удалось хоть чуть-чуть полюбить поездки в автобусе, из чего вовсе не следовало, что ему не нравилось то, что происходило в данный момент. К этому времени они утопали в своей привязанности друг к другу, и будущее лежало перед ними во всей красе. Это был этап абсолютной уверенности и великих планов, в линзах телескопа мир представал четко, и они молча ехали по юго-западной части города, держась за руки и мечтательно глядя в окно, как делали и продолжают делать влюбленные. Заметив итальянскую пиццерию под вывеской “У трех парней”, Боб указал на нее и сказал Конни:

– Смотри, вон твоя любимая забегаловка.

Конни вывеску прочла, повернулась к Бобу и уже собралась ответить, когда в разговор влез румяный толстяк в твидовой кепке и тренче “Лондон фог”, наклонился через проход к Конни с вопросом:

– Простите, мисс, я правильно расслышал, что вы поклонница пиццерии, которую мы только что миновали?

– Да, сэр, причем самая страстная, – ответил за нее Боб. – Вы бы послушали, что она может сказать о трех парнях.

На толстяка это произвело впечатление; он мотнул головой энергично, коротко выдохнул и надавил на звонок сообщить водителю, что намерен сойти.

– Видите ли, в чем дело, – объяснил он, вставая, – я тут неподалеку живу. И я ценю добрый совет. От соседа соседу, как в животном царстве, как в лесу птицы делятся, где что, перекликаются с верхушки дерева на другую.

Мужчина поднял воротник повыше, затянул пояс и был таков. Боб повернулся к Конни, чтобы выразить свое удивление неожиданной поэтичностью момента.

Она все еще смотрела на Боба, и не то чтобы дружелюбно смотрела или недружелюбно – нет, скорей пристально. Она придерживала свой ответ, пока толстяк изливался, но теперь выдала его Бобу, пусть получит:

– Парней четверо, включая тебя, милый. Четверо парней, и счет еще не закрыт.

Однажды, допоздна засидевшись у Итана и выпив фруктового вина на две кружки больше, чем следовало, Боб улегся на кусачий зеленый диван и решил остаться там на ночь. Он уже спал, когда раздался стук в дверь. Итан в нижнем белье пересек комнату, чтобы открыть, и сквозь темноту провел к себе в спальню женственных очертаний особу, нещадно надушенную. Судя по звукам, которые стала издавать посетительница, общение проходило успешно в масштабах, которые Боб и представить себе не мог; подразумевается под этим то, что он в самом деле не представлял, что там у них в спальне творится. Уставившись в потолок, он стал ждать, когда звуки утихнут. Выкурил сигарету, прикурил от нее вторую. Когда дуэт наконец достиг своего финала, грянувшая затем тишина оказалась столь внезапной и полной, что Боб воспринял ее как шум, и откуда-то из недр здания донеслись аплодисменты – соседям Итана было, надо полагать, не впервой, что подобные звуки издаются в его квартире.

Утром Боб проснулся с больной головой: по причине вина, а также оторопи и зависти. Он сварил кофе и уселся за кухонный стол, дожидаясь, когда Итан и его дама выйдут из спальни, но тут Итан явился через парадную дверь, один, с розовой картонкой кондитерских изделий под мышкой.

– Доброе утро! – сказал он.

– Доброе утро, – ответил Боб. – А где же твоя визгливая и безотказная подруга?

– Ушла домой еще пару часов назад.

Итан налил себе чашку кофе и сел за стол, ожидая допроса, который, он знал, не мог не начаться.

– Итак, – начал Боб. Одним этим словом он сумел сказать многое. Он сказал: “Так вот как ты, оказывается, живешь”. Он сказал: “И таково, значит, звуковое сопровождение твоих занятий любовью”. Он сказал: “Ничего похожего на то, как занимаюсь любовью я”. Он сказал: “Все ли так хорошо у тебя, как кажется?”

– Да, – ответил Итан.

– Но кто она?

– Знакомая.

– И где же вы познакомились?

– На улице.

– Как?

Итан открыл розовую картонку и рассмотрел, что там внутри.

– Это было в то время, когда я был без машины, сидел на Бродвее на автобусной остановке, а она подъехала на новом “понтиаке” и спросила, как проехать к Саду роз. Номера у нее были местные, орегонские, так что я сразу решил, что вряд ли она нуждается в дорожных указателях. “Если у вас так много свободного времени, – сказал я ей, – может, подкинете меня до дома?” Во всяком случае, было у меня впечатление, что именно с такой целью она в первую очередь подкатила. И сказал я это, в общем-то, мягко, но она обиделась или притворилась, что обижается. Тут подошел мой автобус, я в него сел и думать о ней забыл, но, когда уже на своей остановке вышел, там снова был “понтиак”. “Извините, молодой человек”, – сказала она.

Итан выбрал печенье и откусил от него, подхватывая крошки свободной рукой.

– И что потом?

– Она сказала, что подумала, и все-таки, пожалуй, нам с ней по пути. Я сел в ее машину, и она доставила меня к дому.

– А потом?

– Что потом?

Итан поиграл бровями.

– Что, прямо с места в карьер? – спросил Боб.

– Да.

– Белым днем?

– Да.

– И когда это произошло?

– В конце прошлой зимы.

– Как часто вы с ней видитесь?

– Она возникает раз в две недели примерно. Расписания нет, все зависит от нее. У меня нет даже ее телефона.