Прошёл нашу церковь, возвышающуюся на небольшом холме. Прошёл стелу, что увековечила память павших солдат. Я приближался к дому, и каждое знакомое деревце, каждая лавочка и качели пробуждали во мне позабытое чувство нерасторжимой связи с этим местом.

Оказавшись перед дверью, я громко выдохнул и тут же постучал, чтобы не давать себе времени на сомнения и всяческие пространные размышления. Не послышалось никаких «бегу-бегу» или «открыто». И шагов не было слышно. Словом, ничего не произошло. Я застыл у порога и в общем-то не вполне понимал, повезло мне или нет. Однако, меня оставило всякое напряжение, и я быстро сообразил, что такое стечение обстоятельств – это наиболее благоприятный исход.

Да, мне захотелось осмыслить это как своего рода знак и тут же удрать на вокзал, заскочить в ближайший поезд и поехать Бог знает куда, лишь бы избежать неловкой встречи. Но я собрался с силами и провернул ручку. Дверь открылась. Я вошёл в квартиру. Свет был выключен, но на всякий случай я всё же крикнул: «Есть кто?», на что ожидаемо не последовало никакого ответа.

Встреча с родителями вновь отложилась, что ещё малость порадовало. Но правда в том, что это нисколько не улучшило положение дел. Напротив, появилось множество вопросов, на которые совсем не находилось ответов. Я не погрузился в бурные рассуждения и постарался сохранить холодную голову. Снял обувь, поставил сумку у кресла и прошёлся по комнатам. Да, в квартире впрямь никого не оказалось, однако она и не выглядела заброшенной. Всё было чисто, полки не покрылись слоем пыли. Даже земля в цветочных горшках оставалась сырой. Я заглянул на кухню и обнаружил на столе полную корзинку мандаринов, а на плите – кастрюльку с едва тёплой кутьёй из риса.

Подумалось, родители ушли в гости. Возможно, даже к соседям, раз не заперли дверь. До них два шага идти, но за это время я успел представить драматическое шоу, которое мы закатим: крепкие объятия, добрые слова и, конечно, слёзы от радости воссоединения.

Уже собрался стучать, но в последний момент решил, что время сейчас, скорее всего, позднее, и будет несколько неловко, если родителей там не окажется. В очередной раз заглянув в телефон, я догадался, что мама и папа не у соседей. Также не осталось никаких сомнений, что и самих хозяев нет дома. На экране светилось 20:67, я открыл дверь и молча уставился в темноту.

Обошёл все квартиры сперва на своём этаже, а после и во всём подъезде. Везде одна картина: открытая дверь и стерильная пустота. Голова пошла кругом, что чуть не рухнул на лестничной площадке. Я выбежал на улицу и осмотрелся. Ни в одном из десятков окон не горел свет. Рванул к дому напротив и стал долбиться в первую же попавшуюся дверь. Больше всего хотелось, чтобы в подъезд выползла архетипичная ворчливая старушка и с головы до ног окатила меня словесными помоями, только бы закончился этот дурацкий розыгрыш.

Я пошёл к другому концу городка. Один за другим миновал тёмные опустевшие дома, и каждая панелька позади оборачивалась громоздкой зловещей тенью. Даже не заметил, как уже бежал изо всех сил. Теней становилось всё больше, они преследовали меня. Быть может и к лучшему, что на пути я никого не встретил, ведь любая живая душа порадовала бы столько же сильно, сколько бы напугала. Рванул за стадион, а там в лесок. Бежал сквозь заснеженные сосны и дальше – в поля. Увяз по колено в сугробах, но даже тогда не переставал бежать, пока последние силы не оставили меня. Тогда я рухнул и закричал что было мочи.

Едва выглядывающая из-под снега пшеница колыхалась на ветру и щекотала обледеневшие щёки. Как давно я не видел звёзд… Они усеяли чистое небо и горели так ярко, что освещали всю опушку леса. Я разглядывал знакомые ещё с детства созвездия и всё не мог себе объяснить, как жил без этого.

Оттуда до кладбища рукой подать, так что к нему-то я и отправился. Беспорядочно бродил между могилок, рассматривая выцветшие фотографии. На них были разные лица: и знакомые, и те, что видел впервые. Я внимательно разглядывал усопших и старался разгадать, какими же они были людьми, чем жили, как сложились их судьбы. Фантазии оказались занимательными, ведь до этого дня подобные размышления были мне чужды. Все отношения с людьми ограничивались одним лишь взаимодействием с коллегами. И я ведь как себе всё выдумал: работа должна оставаться на работе, потому расчеловечивал окружающих буквально до уровня муравьёв, а тем временем жизнь их складывалась по таким сценариям, которые и представить было сложно. Прямо под носом случались невероятные истории любви, драмы и порой даже трагедии. Но я намерено видел в них роботов, бездушные механизмы. Такая вот попытка сохранить личную жизнь, оградив её от рабочей обыденности. Личную жизнь, которой у меня отродясь не было.

Обошёл кладбище вдоль и поперек, причем не единожды, так что на всей территории появились тропинки. Это весьма кстати, ведь сердце подсказывало, что я здесь не в последний раз. Уже засобиравшись домой, заприметил на окраине ещё две могилки. Там лежали мама и папа.

Они покоились под небольшой берёзой с внушительной зонтиковидной кроной. Мне захотелось тёплых дней, как только представил, каким пышным станет деревце к началу июня. А чуть пораньше всюду распустятся ландыши. К концу апреля из рыхлого снега выглянут лиловые колокольчики, и по всей сопке расцветет багульник, покрыв её розовой шапкой.

Понятия не имею, каким образом мы добрались до такой темы, но однажды знакомый зазнайка отчего-то решил мне сообщить, что мы всё напутали: мол правильно называть не колокольчик, а прострел. Не багульник, а рододендрон… Звучало это, как самые непристойные ругательства. Он ковырнул нечто совсем интимное. Нечто такое, что должно оставаться в недосягаемости. В тот момент я почувствовал, будто он пытается выскоблить из меня кусочек души.

Представив поздневесенние пейзажи, я ощутил в горле ком от тоски, ведь дело шло только к январю. А значит, не увидеть мне среди всей этой смерти, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается.