Дважды к черту мою жизнь.

Следующие два дня станут сущим адом.

* * *

Всего через тридцать пять минут езды я начинаю терять чувствительность в правой ягодице, на которую приходится весь мой вес, и пытаюсь отодвинуться от Самира как можно дальше. Мы с моим сводным братом никогда не ладили и постоянно вступали в ужасные конфликты, как их называют наши родители, после того, как его мама Веда и мой папа Кевин поженились на одной из самых красивых церемоний, которые я когда-либо видела.

После медового месяца, когда мне было четырнадцать, они перевезли нас в новый дом, словно мы были одной большой счастливой семьей. С тех пор Самир ненавидит меня, будто это я виновата в том, что его мама захотела выйти замуж и переехать через полстраны, когда мой папа получил повышение по службе.

Но то, что я вынуждена провести следующие два дня на коленях у засранца Самира, делает свое дело. Единственная причина, по которой мы еще не кричим друг на друга, заключается в том, что папа натравливает на нас маму всякий раз, когда мы останавливаемся заправиться и же перекусить. Возможно, она одна из самых милых женщин в мире — серьезно, лучшая мачеха на свете — но ее материнские суждения — лишь малая толика того, что мы получим, если ей придется иметь с нами дело после стресса, который связан с путешествием с близняшками.

Я выругалась себе под нос, извиваясь в тысячный раз, безуспешно пытаясь ослабить давление на бок, но деваться буквально некуда. В этом аду на колесах я не могу найти удобного места. Самир хрюкает, когда я случайно — нарочно — пихаю его локтем в живот, пытаясь принять другую позу. Я вскрикиваю от удивления, когда он грубо хватает меня за талию и усаживает к себе на колени, прижимая спиной к своей груди.

— Что ты делаешь? — шиплю я, безуспешно пытаясь слезть с его колен, при этом не повышая голоса и не нарушая нашего временного перемирия.

Последнее, чего я хочу — это быть вынужденной прикасаться к нему больше, чем следует, но теперь я сижу у него на коленях, словно маленький ребенок, который фотографируется с каким-то стариком, выдающим себя за Санта-Клауса в торговом центре.

Это странно и немного тревожно, ведь он так сильно меня ненавидит.

Самир стонет, издавая вздох облегчения и принимая мужскую позу, раздвинув ноги, чтобы заполнить мое крошечное свободное пространство. Затем он шепчет: — Черт возьми, прекрати! — когда я снова бью его локтем в живот, на этот раз сильнее.

Мой локоть натыкается на стену из мышц, отчего ощущается резкий удар.

Я задыхаюсь, и мои глаза широко раскрываются от шока и легкой паники, когда он обхватывает мою шею своей большой теплой рукой и прижимает меня к своей крепкой груди. Может быть, мы и ругаемся словно черти, но он ни разу не поднял на меня руку. Я испуганно замираю, когда он усиливает хватку, слегка надавливая мне на шею, а другой рукой обхватывает мой живот. К счастью, он не перекрывает мне доступ воздуха, но этого достаточно, чтобы крепко удерживать меня на месте.

— Мне так же неуютно, как и тебе, Бекка, но, черт возьми, это жесткое дерьмо, — говорит он мне на ухо, и его мятное дыхание овевает мою щеку. — Хоть раз в жизни перестань быть занудой и портить все своим чертовым пыхтением. Понятно?

Он слегка ослабляет хватку на моем горле, когда я пытаюсь кивнуть. Удовлетворенный моим ответом, он, наконец, опускает руку, и я хватаю ртом воздух, мое сердце бешено колотится в груди.

Ужасно неудобно вот так неподвижно сидеть у него на коленях в течение следующих двух часов, пока мы не совершаем наш первый пит-стоп на заправке. Я чуть ли не вываливаюсь из Тахо и мчусь в магазин, чтобы сбежать от Самира и ощущения трепета в животе. Я не знаю, что и думать о том факте, что он ни разу не убрал свою руку с моего живота или же что он все это время рассеянно водил большим пальцем вверх-вниз по моей талии.

Глава 2

Бекка

Я ною, когда приходит время отправляться в дорогу после того, как наши родители заканчивают заливать топливо в свои машины и разрешают девочкам побегать в течение нескольких минут. Самир позволяет мне придвинуться к нему как раз перед тем, как папа ставит коробки на место, а затем сажает меня к себе, когда папа забирается на водительское сиденье. Я не думаю, что кто-то из нас хочет, чтобы он знал, что я все это время сидела на коленях у Самира. Я имею в виду, что, говоря о неловкости, даже не знаю, чего наши родители ожидали, предоставляя нам такое крошечное пространство.

— У вас там все в порядке, ребята? — папа кричит, чтобы его было слышно сквозь шум шоссе, доносящийся спереди.

Картонная стена из коробок достаточно высока, чтобы мы не могли видеть друг друга в зеркале заднего вида, поэтому он не замечает, как я преувеличенно закатываю глаза.

— Конечно, папа. Нам так весело заплетать друг другу косички и рассказывать о наших увлечениях, правда, Самир?

Я уверена, что папа тоже закатывает глаза.

По моим рукам пробегают мурашки, когда Самир шепчет так, чтобы слышала только я: — Мне весело.