Шрифт:
– Вот это – действительно подарок, благодушно признателен! – под стать манере старика поблагодарил Олам, поспешно пряча в карман мешочки. – Вот и мой скромный подарок.
– Что вы, что вы… никакой платы, – оскорблённо принялся отнекиваться, потрясая при этом рукавами от протягиваемой юношей горсти монет. – Мне вполне достаточно чести знать, что здесь есть столь благородные и высокочтимые любители моего товара, если желаете, можете взглянуть получше. Всё же должен предупредить: к сожалению, это лишь остатки. – Он сделал пасс рукой, и внутри по стенкам дорожной повозки зажглось с десяток маленьких светлячков.
Видя стеснительное поведение Акла, Олам всё же решился немного подыграть.
– Ох, прошу прощения за нашу беспечность и манеры, – обратился он к девушке, – разрешите представиться: рильест [7] Олам Паркальский, сын Круствала Непреклонного Паркальского, короля Рандонара. А это мой верный друг и товарищ кирьест Аклиф Ронас, сын первого клороньера при правлении Круствала Первого. – Оба низко поклонились, прижав одну руку к животу, другую убрали за спину. Девушка же в ответ сделала лёгкий реверанс, слегка присев и отведя ногу за ногу. Хотя в её запылённом кожаном камзоле и меховых штанах это выглядело, прямо говоря, неграциозно. Но спавшая при реверансе чёлка заставила покраснеть и наследника.
7
Рильест – обращение к члену королевской семьи. Именно королевской семьи! Если назвать таким выражением самого короля, будет считаться оскорблением. Это означает, что его права на трон оспариваемы иными членами семьи и не признаны всецело.
– Са… – девушка было запнулась на имени, но быстро исправилась. – Самина…
Лагрехта едва успела убежать.
В её возрасте и таком теле это дело ей давалось с каждой сменой всё сложнее. Хоть она и мучилась от затёкших за столько лет мышц и жадно глотала воздух, её это не беспокоило ни капельки. Узнать, что проклятая девушка, Сатизара Гоутраст, преследуемая гильдией магов, явилась в город, было страшнее какой-то одышки и ноющих ног. Старуха ринулась вслед за ней в гущи Горанда, дабы умолять, угрожать, да хоть как! Но заставить уйти подальше от этого места. Двое проклятых в столь дикой близости друг от друга. Ждать от этого благодати высших и низших сил явно не стоит! Хоть Аклиф и был ещё зелёным юнцом и в его жизни не случалось ничего страшного, что могло бы стать катализатором к тому будущему, которое ей было явлено ещё тогда, шестнадцать сменариев тому назад. Но всё это могло измениться с их встречи. То, что Аклиф рано или поздно станет носителем метки проклятого, было ясно как светлый день. Лагрехта в этом не сомневалась. Если что-то случится и мальчик станет-таки тем, кем ему уготовлено быть, то бед не оберётся никто во всей округе.
Старуха долго изучала исторические факты, все пришествия проклятых. Катализатором может послужить всё что угодно, и эффект от встречи двух носителей может быть самым разным. От лёгкой искры вплоть до смертоносной, стихийной воронки диаметром с десяток саженей. И это только гипотезы, чего ждать на самом деле – не представлялось возможным. Именно поэтому ни в коем случае нельзя дать этим двум людям встретиться. Лагрехта бродила по брусчатке мостовых улиц уже более одного колокола, заглядывая в различные корчмы, таверны и прочие забегаловки, но безуспешно. И вот только-только она почувствовала злую ауру слуги Мелан, как в неё чуть ли не с разбегу врезался мальчонка.
Больно. Но виду подавать нельзя, Сатизара Чёрная может увидеть, что-то заподозрить. Не успела провидица подняться, как увидела лицо виновника, и по телу пробежала дрожь – поздно. Он стоит и смотрит на меченую. Не отрываясь. Чёрная так же окинула его своим взором.
«Поздно! Поздно! Не успела. Ещё и ко всему, она и стала причиной встречи их взглядов».
Растерявшись, старуха побежала прочь, молясь богам о помощи и не дать проклятым сойтись. Хотя… какой там сойтись… Уже поздно, они и так это сделали.
«Нужно внимательно наблюдать за ними!» – с этими мыслями она забежала за повозку цирковой труппы и принялась вглядываться в происходящее. Юноши постояли, о чём-то радостно пообщались и двинулись к лавке, возле которой стояла эта мерзкая Сатизара. Лагрехта прокусила губу до крови, в теле возникла лёгкая дрожь. Вот они уже подошли, вот о чём-то разговаривают с торговцем. Засветилась повозка. Обратились к ней. Провидица уже не видела, как сжимает добела в костяшках рук трухлявый забор пустующей лавки. Мысленно она уже погубила весь город и видела восстание сил бездны, рвущих плоть живых никчёмных людишек. Однако ничего не происходило. Мальчики поклонились ей, она ответила реверансом. О чём-то разговаривают. Не слышно. Кто это там? В нескольких саженях от них, покачиваясь, идут двое здоровых и поддатых мужчин по направлению к зловещей компании. Один весь покрыт пятнами крови, в руке держит… нож.
Нож!
Всё внутри старухи съёжилось. Они пьяны, не ведают, что среди беседующих стоит наследник трона.
«Что делать?» – раз за разом повторялось в голове у Лагрехты.
– Что делать? Что делать? Что делать? Что делать? – судорожно, еле слышно вторила себе провидица. Нападение этих пьянчуг может стать катализатором.
Поддавшись одному лишь наитию, она схватила продолговатую деревянную палку, похожую на штык от лопаты, и понеслась на мальчиков.
– Ворюги, кошелёк украли! Стража, стража! – завопила что есть мочи, замахиваясь всё ещё ноющими руками.
– Вы что, милейшая? Какой кошелёк? Да мы же… – опешили юноши, пытаясь понять, что происходит.
– Ворюги, подери вас. Даллорские отпрыски. Стража!
– Бежим! – едва слышно сказал Аклиф.
Понимая, на что намекает его друг, точнее, те последствия, которые им устроит король, не приведи всевозможные силы, если их приведут к нему с такими обвинениями, Олам согласился. Что-то крикнув купцу, они пустились в бега. Глупо, но они всё ещё дети, и такая ситуация заставляет думать страхом, а не рассудительностью.