Авл фыркнул в сторону Эрока, а затем обратился к Константину:

– Сколько легионеров ты отправишь по этой тропе, о Божественный?

– Ни одного, – ответил император. – Хотя Лициний и не ждет нас, он очень осторожен. Придется идти ночью, без факелов. Тропа узкая, легко сбиться. К тому же легионеры много шумят, бряцая доспехами. Алеманы нашли тропу, им по ней и идти.

– Я возьму пять сотен лучших воинов. Мы будем как тени, – пообещал Эрок.

– Хотел бы я посмотреть, как ты на рассвете поймешь, что половина твоих людей утонула, – бросил Авл. – Если сам к тому моменту не захлебнешься.

– Я трижды прошел этой тропой днем, осилю ее и ночью! Будем идти след в след, обвязавшись друг с другом веревками. Способ, придуманный прадедами, никогда не подводит, – заявил вождь алеманов.

– Выступайте на закате, – сказал Константин. – Проберитесь Лицинию в тыл и постарайтесь добраться до обозов. Завтра на рассвете мы отвлечем его внимание на себя. Когда Лициний узнает, что его атакуют с двух сторон, он растеряется. У нас появится шанс закончить войну одной битвой. Но, если этого не случится, ты и твои воины, высокородный Эрок, должны стать постоянной угрозой в тылу у Лициния. Он ни на миг не сможет вздохнуть спокойно.

– Нужно задобрить духов болот, принести им жертвы, – произнес вождь алеманов.

– Ты только разожжешь их голод, – встревожился Марк. – Духов нужно было начать умасливать задолго до выступления. А теперь их лучше не тревожить. Они пробудятся и рассвирепеют!

Все присутствующие, кроме Константина и Эрока, одобрительно закивали. Стараясь скрыть волнение, вождь алеманов взглянул на Марка Ювентина с презрением.

– Тогда моим воинам нужны обереги, – сказал он.

– Возьмите кресты, – посоветовал Далмаций. – Духи не посмеют тронуть тех, кого защищает Господь!

В последнее время брат императора много и охотно рассуждал о Боге.

– Да разве Он увидит нас ночью среди болот? – засомневался Эрок.

Для него Господь был могущественным Небесным Божеством, Которому лучше всего взывать при свете дня, стоя в открытом поле.

– Бог повсюду, и нет предела Его власти, – возразил Далмаций. – Но, возможно, вы недостойны Его защиты.

Варвар широко улыбнулся.

– Нет такого бога, которому был бы не по нраву могучий Эрок, – произнес он.

Авл ухмыльнулся, но промолчал.

– Раз так, то на твоем месте я бы прислушался к совету Далмация, – кивнул Константин. – Прикажи каждому воину сделать для себя крестик, а затем попроси священников освятить этот крестик.

Военачальники стали расходиться, император окликнул Марка Ювентина.

– Высокородный Авл прав, ты хорошо проявил себя, командуя арьергардом, – сказал он молодому патрицию. – Надеюсь, и завтра не подведешь.

– Я жду с нетерпением, когда ты отправишь нас в бой, о Божественный.

– Возможно, в рядах врага ты увидишь своего брата, Кассия.

Марк замялся:

– Не думаю, что он отвернулся от тебя, о Божественный.

– Я знаю, что это так, – твердо произнес Константин. – Скажи, достойнейший Марк, дрогнешь ли ты, если тебе придется сойтись с братом? Сможешь ли выполнить свой долг? Если в тебе есть хоть толика сомнений, останься в лагере.

– Я буду сражаться, что бы ни случилось! – пообещал Марк. – Даже если против нас выступят все боги Тартара и Небес.

Константин вышел взглянуть на алеманов, покидающих лагерь. После духоты, царившей в шатре, он с удовольствием вдохнул прохладный свежий воздух. Приближались сумерки. Небо играло алыми красками, блекло светили первые звезды. Легкий ветерок трепал волосы императора. Легионеры готовили ужин. Над лагерем витал запах пшеничной похлебки с салом и жареного мяса. Константин приказал как следует накормить солдат перед завтрашним сражением.

Ступая по мягкой влажной траве, император направился к окраине, где начинались болота. Алеманы шли колонной по одному, опоясанные веревками, которые связывали их друг с другом. На них были кольчуги, надетые поверх рубах, и штаны из грубой шерсти, на головах шлемы, за спиной копья и луки, в руках маленькие круглые щиты, на боку ножны с длинными прямыми мечами. Каждый десятый воин вел под уздцы пони, нагруженного стрелами и провиантом. Германцы тихо напевали песню на родном языке с грустным мотивом.