— Попался, который кусался, — обрадовался я и тут же выдал ему парочку пламенных пионерских приветов в вампирячье рыло.

То ли ярость меня охватила

(взвейтесь кострами синие ночи)

то ли штука, которую мне в пузо вводили, окончательно усвоилась… Но месить этого урода было легко и приятно. Я щас чувствовал себя как богатырь из старого похабного анекдота. Того, который “а ты березу вырвешь? а дуб? а сосну?” Тоже мог весь лес с корнями повырывать. Каждый раз, как мой кулак вламывался в его поганый череп, повсюду разлеталась черная жижа. Местный заменитель крови. Ландшафт я ему порядочно поменял, но все равно продолжал бить.

Потому что перед глазами не развороченная морда упыря стояла, а пылающая усадьба деда Гриши. Обычного мужика, который жил не менее обычной жизнью, никому не пакостил и не вредил. И уж точно не заслужил того, чтоб так свои дни окончить.

— Ты думаешь, что сможешь меня убить, щ-щенок? — прохрипел Распятьев-2. Выглядел он уже не так устрашающе, потому что зубной ряд я ему проредил, а то, что осталось, превратилось в обломки.

— Не знаю, — отозвался я, — но будь уверен, попытаюсь.

— В другой… раз.

Только не эта херня с пылью снова. Надоело уже, да и сил у него немного осталось.

Но упырь вытянул из рукава кое-что другое — взорвался, осыпавшись на пол снопами искр. Рубиновых, как стекло на шпилях башен Кремля.

Почему-то пришло осознание — он исчез. Не знаю, откуда я это узнал. Просто понял. Твари, осаждавшие кокон с Софой, тоже растеряли весь энтузиазм. Двигаться стали вяло, как школьники на субботнике. Я, все еще подгоняемый адреналином, запросто свернул им шеи. Хруст стоял как во французской, мать его, кондитерской.

— Пацан, ты как, в норме? — поинтересовался я, отпихнув ногой в сторону тушку последней твари.

Он не ответил, просто безразлично стоял с поводком в руке, который теперь стал бесполезным. Смотрел на меня печально исподлобья.

Все понятно. Это шок. Надо с ним мягко говорить, спокойно, пока не оклемается. Показать, что мы не угроза. А дальше вывести отсюда. Не знаю, получится ли у нас домой его проводить, вдруг за тридевять земель живет. Но общий план пока такой. Может, Софа еще придумает чего.

Я чуть наклонился, чтоб мы были на одном уровне.

— Не переживай, тебя никто тут не тронет, все позади… Сейчас мы…

Но закончить предложение мне не удалось, потому что мальчонка-паж открыл пасть, полную острых мелких зубов и попытался вцепиться мне в горло.

Я схватил пацана руками за голову. Ну или не вполне я. Новая часть меня, к которой только предстояло привыкнуть. Держала она крепко — еще чуть-чуть поднажать, и башка вовсе лопнет, как спелый арбуз. Или гнилой — передо мной ведь как-никак упыреныш. Он рычал, брыкался, щелкал зубами и норовил вцепиться мне в глотку.

Но я не позволял. Хотя из пасти у него так разило! — обычный человек бы свалился в отключку. Но меня к обычным теперь уже не отнесешь.

— Алло, малой, ты чо удумал? — спросил я. — Окстись, кому говорю, э!

Но мелкому засранцу было все равно. Злобы в нем накопилось как в бешеном чихуахуа, и хотя силенок не хватало, чтоб вред мне причинить, долго продолжаться это не могло.

Его не спасти. Он был обращен еще ребенком и навечно останется… таким, пока не помрет. Помоги ему, Виктор. Это все равно не жизнь.

— Что?.. — я помотал головой. — Не, не могу пацана удавить. Неправильно это.

Я через силу подавил импульс рук, когда они дернулись. Упыреныш зарычал и тявкнул, обдав меня каплями холодной слюны. Удачное сравнение с собакой получилось, чесслово.

Либо ты, Витя. Либо он. Иначе никак.

— Прости… простипростипрости, — На губах у меня появился странный привкус. Соль. Софка рассказывала, что это первейшее оружие для защиты от нечисти… Нет, первейшее — это ледышкой по башке. Но если не умеешь, тогда обороняйся солью, она защищает и очищает.

Но чтоб очистить то, что тут случилось, не хватило бы и целой солеварни. Никак не стереть осознание того, что ни дед Гриша, ни его семейство, ни даже этот пацан — своей участи не заслужили.

Стоило мне зазеваться, как чуть не совершил ошибку. Пацан по-бульдожьи выставил голову и рванулся вперед, метя точно в артерию. Мои руки сработали на автомате. Одно движение — и вместо моего горла зубы (клыки!) впечатались в стену бункера. Холодную, сырую… и непоколебимую. Я услышал, как с тошнотворным хрустом ломается нос, сплющивая переносицу. Как крошится лобная кость. Брызнула темная кровь, тоже холодная как у змеи. Вдобавок меня обдало омерзительным смрадом и пришлось всю выдержку в кулак собрать, чтоб не наблевать. Отличный финальный аккорд для его жизни получился бы. Когда на твое дохлое тело блюет незнакомый мужик.