– Это не просто званый ужин, – вполголоса напомнил ей деймон. – Это деловая встреча.

Дверь открыла миловидная женщина лет сорока, судя по виду – уроженка Северной Африки.

– Доктор Релф! Как хорошо, что вы пришли! Меня зовут Ясмин Аль-Каиси. Ужасно холодно, правда? Ну же, кладите пальто сюда, вот на этот стул… Проходите!

В теплой гостиной сидело трое мужчин, и в их числе – профессор Пападимитриу. Похоже, он и был тут главный – хотя, впрочем, он всегда так держался. Комната оказалась большая, с низким потолком; освещали ее две гарные лампы на столиках у стен и еще две или три – обычные антарные, расставленные подле кресел. Стены пестрели картинами: рисунки, эстампы, парочка акварелей, и все – превосходного качества, насколько Ханна могла судить. Мебель, не антикварная, но и не слишком современная, выглядела на редкость удобной.

Пападимитриу встал и пожал Ханне руку.

– Прежде всего позвольте представить вам хозяев дома: доктор Аднан Аль-Каиси и его супруга, миссис Ясмин Аль-Каиси, – сказал он.

Ханна улыбнулась женщине, впустившей ее в дом, а теперь стоявшей возле столика с напитками. Затем пожала руку мужчине – высокому, худощавому и смуглому, с блестящими глазами и короткой щеточкой черных усов. Его деймоном была пустынная лисица.

– Это – лорд Наджент, – Пападимитриу указал на последнего из присутствующих. – А это, – обратился он к остальным, – наша гостья, доктор Ханна Релф.

Никого из этих людей, кроме самого Пападимитриу, Ханна раньше не встречала, но Малкольм сразу же узнал бы тех трех джентльменов, которые приезжали в «Форель» и расспрашивали его о монастыре.

– Желаете что-нибудь выпить, доктор Релф? – спросила Ясмин Аль-Каиси.

– Да, благодарю вас. Я бы выпила вина. Белого.

– Скоро ужин, – сообщил Пападимитриу, – но не будем терять время зря. Сегодня вечером, Ханна, можете считать, что перед вами – «Оукли-стрит». Лорд Наджент – директор, Аднан – его заместитель. Все присутствующие работают на «Оукли-стрит» и знают о вашем участии. Нам предстоит разъяснить одну непростую ситуацию, после чего мы обратимся к вам с просьбой о помощи.

– Понятно, – сказала Ханна. – Что ж, я вас очень внимательно слушаю.

– Может, сразу сядем за стол? – предложила миссис Аль-Каиси. – Тогда нам не придется прерываться, чтобы перейти в столовую.

– Отличная мысль, – кивнул Пападимитриу.

– Идите за мной. – Миссис Аль-Каиси провела их в комнату поменьше, служившую столовой. Стол уже был накрыт, но ужинать предстояло одними салатами и холодными закусками – чтобы никому не пришлось вставать и ходить на кухню за горячим.

– Понимаю, что сегодня холодно, – сказала хозяйка дома, – но так будет быстрее, а кое-кому из нас еще нужно успеть на поезд. Прошу, угощайтесь!

– Будем считать, что собравшиеся здесь и есть «Оукли-стрит», – сказал Пападимитриу. – Пусть первым говорит лорд Наджент. Вы, Ханна, конечно знаете, что это наш бывший лорд-канцлер.

– Но здесь я – всего лишь директор «Оукли-стрит», – заметил лорд Наджент. Худой и очень высокий, он говорил необычайно низким голосом. Его деймон-лемур вспрыгнул на пустой рядом с ним, а лорд Наджент продолжал, глядя на Ханну: – Вот уже почти два года, как вы помогаете нам, подбирая толкования к ответам алетиометра. И мы очень вам за это благодарны, доктор Релф. Вы, должно быть, уже догадались, что на нас работают и другие алетиометристы.

– Честно говоря, нет, – призналась Ханна. – Я вообще мало о чем догадываюсь.

– Все это время толкователи из Уппсалы и Болоньи тоже помогали нам советами. Женевский инструмент – в руках Магистериума, а парижане нам не сочувствуют. Еще есть алетиометр в Оксфорде, и насколько нам известно, это все.

– Ну, если сегодня мы с вами и есть «Оукли-стрит», – сказала Ханна, – позвольте спросить: есть ли среди оксфордских толкователей другие агенты «Оукли-стрит», кроме меня?

– Нет. Остальные оксфордские толкователи – обычные ученые, питающие к этому инструменту сугубо научный интерес.

– Если только среди них не затесался агент Магистериума, – заметила Ясмин Аль-Каиси.

Лицо ее при этом оставалось совершенно серьезным, но лорд Наджент улыбнулся.

– Разумеется, этого исключать нельзя, – сказал он. – До сих пор сохранялось некое равновесие, но на прошлой неделе болонская толковательница была убита, а ее алетиометр похитили. Промедли мы хоть немного, и инструмент был бы уже на пути в Женеву.

– Был бы?

– Один наш агент, очень сообразительный малый, выследил убийцу и перехватил инструмент. Его добыча – вон в той коробке, под лампой.

Ханна повернула голову. На столике с гарной лампой лежала обшарпанная деревянная коробка, размером как раз для алетиометра. Ханна едва не вскочила и не бросилась к ней, чтобы осмотреть прибор. Пападимитриу заметил ее порыв.

– Вы сможете осмотреть его после ужина, – пообещал он Ханне. – Насколько мы можем судить, он нисколько не пострадал от всех этих приключений. Но только вы сумеете сказать наверняка.

У Ханны перехватило дыхание. Опасаясь, что голос ее подведет, она промолчала, только сделала еще глоток вина и снова повернулась к лорду Надженту.