Шрифт:
В самой высокой комнате, той, что под крышей, он выключил лампу и облокотился на подоконник.
– Стань совой, – прошептал он Асте.
– Я уже сова, – откликнулась та.
– Я тебя не вижу. Посмотри туда.
– Уже гляжу.
– Что-нибудь видишь?
Последовала пауза.
– Один ставень открыт, – сказала она, наконец.
– Который?
– На верхнем этаже. Второе окно с краю.
Сам Малкольм едва различал эти окна, потому что свет от ворот был с другой стороны здания и туда же светила половинка луны. Наконец, он его рассмотрел.
– Надо будет сказать завтра мистеру Тапхаусу.
– Река шумит…
– Да… Интересно, их раньше когда-нибудь затопляло?
– За все время, что монастырь тут стоит? Да уж, наверняка.
– Об этом остались бы какие-нибудь рассказы. Или картинки на витражах. Я спрошу сестру Фенеллу…
Малкольм задумался, какая из крошечных и достаточно четких картинок на шкале алетиометра могла бы означать потоп. Хотя, возможно, понадобятся две картинки… или какое-нибудь второстепенное значение вообще третьей. Надо будет уточнить у доктора Релф. И передать ей, что тот цыган сказал насчет потопа. Да, он обязательно все это сделает. Малкольм подумал обо всех книгах, которые неминуемо пропадут, если ее дом затопит. Он бы, наверное, мог помочь перетащить их на верхний этаж.
– А это что такое? – встрепенулась Аста.
– Что? Где?
Глаза Малкольма уже привыкли к темноте – по крайней мере, насколько это вообще было возможно, – но все равно он различал только каменное здание и на фоне стены – более светлые пятна закрытых ставнями окон.
– Вон там! Возле угла!
Малкольм раскрыл глаза пошире и уставился во тьму… Кажется, там что-то шевельнулось? Или нет?
А потом он и правда что-то увидел у самого основания стены: просто тень, чуть темнее, чем само здание. С человека размером, но не формой – массивный горб на месте плеч, а головы нет… и движется, будто краб. Малкольма словно холодной водой окатили. Сердце замерло, в животе скрутился узел. И тут тень исчезла.
– Что это было? – прошептал он.
– Человек?
– У него не было головы…
– Может, он что-нибудь нес?
Малкольм поразмыслил над этим. Да, такое возможно…
– А что он в таком случае делал?
– Ставни закрывал? Может, это мистер Тапхаус?
– И что же он нес?
– Ну, мешок с инструментами. Хотя я ни в чем не уверена…
– Вряд ли это был мистер Тапхаус.
– Согласна, – сказала Аста. – Он не так двигается.
– Это тот человек…
– Жерар Боннвиль!
– Да. Но что он нес?
– Инструменты?
– Я знаю! Он нес своего деймона! Если гиена лежала у него на плечах – вот тебе и горб, и головы видно не будет.
– И что же он делает?
– Хочет забраться наверх…
– У него и лестница есть?
– Не знаю, не вижу отсюда.
Они оба вглядывались изо всех сил. Если это и правда был Боннвиль и он хотел забраться в окно, ему действительно пришлось бы нести своего деймона на руках – оставить гиену на земле все равно бы не вышло. У кровельщиков, трубочистов и верхолазов деймоны были летающими, ну, или такими маленькими, что помещались в карман.
– Надо сказать папе, – решил Малкольм.
– Только если мы будем уверены.
– Так мы же уверены, разве нет?
– Ну… – колебания Асты вполне отражали и его состояние.
– Он пришел за Лирой, – воскликнул Малкольм. – Наверняка за ней!
– Думаешь, он убийца?
– Но зачем ему убивать младенца?
– Я думаю, что он убийца, – сказала Аста. – Даже Элис его испугалась.
– Мне показалось, что он ей понравился.
– Ты не очень-то много замечаешь. Я по ее деймону поняла, что она насмерть перепугана. Поэтому она и нас про него стала расспрашивать.
– Может, он хочет забрать Лиру, потому что он ее настоящий отец?
– Смотри!
Тень снова вынырнула из-за угла здания. Человек, похоже, споткнулся, груз соскользнул у него с плеч и свалился на землю. И тотчас же раздался жуткий взрыв визгливого хохота.
Человек и деймон словно кружились в каком-то безумном танце. Зловещий хохот терзал Малкольму уши, словно кто-то прерывисто вскрикивал в бесконечной муке.
– Он бьет ее… – прошептала Аста, не веря своим глазам.
Когда она это сказала, Малкольм тоже разглядел: у человека в руке была палка; он припер гиену спиной к стене и яростно лупил ее, а она не могла вырваться.
Они с Астой не на шутку перепугались. Деймон превратился в кошку и залез к нему на руки, а Малкольм зарылся лицом в ее шерсть. Они даже представить себе не могли чего-то настолько гадкого и ужасного.
Шум услышали и в кельях. Бледный огонек двигался изнутри к окну со сломанным ставнем. Показалась рука с фонарем, потом бледное лицо: кто-то пытался увидеть, что происходит внизу. Малкольм отсюда не видел, кто из монахинь это был. К первому лицу присоединилось второе, окно распахнулось. Из мрака все так же несся чудовищный хохот.