Суть этой теории заключается в двух утверждениях (27):

1. Травматические переживания, особенно те, которые происходят в самом начале жизненного пути, могут активировать разработанные эволюцией психобиологические системы действий.

2. Из-за экстремальных уровней стресса эти системы могут оставаться в той или иной степени неинтегрированными.

Давайте разбираться. Человек обладает разными психобиологическими системами, сформировавшимися в ходе естественного отбора, выполняющими различные функции и позволяющими ему наилучшим образом приспособиться к конкретным условиям жизни (9, с. 19).

У каждого из нас есть отдельные нейронные сети, которые обеспечивают и регулируют внимание, восприятие, эмоции, физиологию и поведение. На их основе строится наша повседневная жизнь. Эти врожденные нейронные пути называются системами действия, поскольку они побуждают индивида действовать определенным образом (1, с. 229), и каждой такой системе могут быть поставлены в соответствие врожденные предпосылки к тому или иному целенаправленному действию (9, с. 19).

Большинство систем действия в повседневной жизни направляют нас на просоциальную деятельность: привязанность, сотрудничество, конкуренцию, уход, игру и сексуальность (1, с. 229). Можно сказать, что это первый тип систем действия – к ним относятся системы, активность которых направлена на приближение к привлекательным и необходимым для повседневной жизни стимулам, таким как пища, сотрудничество и общение с другими людьми (9, с. 19).

Также существуют защитные системы действия против угрозы, которые включают в себя возможность реагирования четырьмя разными образами: борьбой, бегством, замиранием и иммобилизацией (помните, мы разбирали с вами то, как разворачивается реакцию на угрозу?) Это второй тип систем действия – они связаны с тенденцией удаления от отталкивающих стимулов, например разного рода опасностей.

Итак, первый тип систем действия связан с приближением к привлекательным стимулам, а второй – с отдалением от угрожающих стимулов.

Именно эти две противоположные системы могут лежать в основе дезорганизованной привязанности. У ребенка есть биологическая программа привязанности, которая вынуждает его искать связь со своим опекуном, как бы тот себя ни вел. И если он ведет себя хаотичным, непредсказуемым образом, то малыш оказывается перед неразрешимой дилеммой. Ему нужно удовлетворить две конкурирующие биологические потребности – в привязанности и в защите от одного и того же человека (1, с. 230). Это может приводить к потребности в постоянном и очень быстром чередовании двух разных систем действия – приближения и отдаления – с их очень разными физиологическими, эмоциональными, перцептивными и когнитивными составляющими.

Хотя ход эволюции подготовил нас и к решению задач в повседневной жизни, и к борьбе за выживание, мы не можем использовать предназначенные для этого системы одновременно и с одинаковой легкостью (9, с. 20). Для этого психике требуются неподъемные ресурсы, и она реализует подобную стратегию с помощью фрагментации – диссоциативного расщепления.

Ребенок сталкивается со стрессором, адаптационная реакция на который требует от него слишком больших затрат. Хаос снаружи приводит к подобию упорядоченного хаоса внутри: системы, которые не должны работать одновременно, начинают молниеносно чередоваться друг с другом, и напряжение, которое вызывает эта работа на пределе, ведет к их все меньшему контакту друг с другом. Их связь будто прерывается – и они начинают работать параллельно, но не согласованно.

Дети, подвергшиеся насилию, используют врожденную способность человеческого мозга к диссоциативному расщеплению. Это помогает им сохранить некое ощущение себя как «хорошего», не связанного с жестоким обращением. Диссоциация – это гениальная и адаптивная стратегия выживания, за которую приходится платить высокую цену (1, с. 728).

В этом состоянии человек переживает чрезвычайно сильные эмоции (гипервозбуждение), а также состояние гиповозбуждения, что существенно усиливает тенденции к дезинтеграции (9, с. 65).

Недостаток связности и интеграции личности проявляется ярче всего в чередовании возвращения в травматическое событие, повторного переживания этого события, с одной стороны, и избегания всего, что напоминает о травматическом опыте, ограничения повседневными заботами – с другой (9, с. 20).

Эти хронические непроизвольные и негармоничные чередования между системами действий могут объяснить, по крайней мере частично, развитие различных диссоциативных частей (1, с. 230) личности – психобиологических систем с разными зонами ответственности. Авторы теории структурной диссоциации предлагают использовать следующие термины для описания этих систем: «внешне нормальная часть личности» (ВНЛ) и «аффективная личность» (АЛ).

ВНЛ отвечает за репродуктивное поведение, отношения привязанности, заботу о других и иные виды социального взаимодействия. Кроме того, ВНЛ избегает травматических воспоминаний, которые могли бы помешать решению важных задач.

АЛ же отвечает за филогенетически унаследованные защитные маневры и эмоциональные реакции на стимулы, которым присваивает значение угрозы, в том числе по причине фиксации на прошлом травматическом опыте (9, с. 50).

Структурная диссоциация предполагает недостаток связи и координации между этими системами (9, с. 49). Одна часть может пребывать во власти травматических воспоминаний, тогда как другая сосредоточена на решении самых разных задач повседневной жизни (9, с. 135).