Шрифт:
– Кто отец твоего племянника, панджо Карусто? – тихо спросил Гилэстэл купца, не отрывая взгляда от арфиста.
Купец потупил глаза, вздохнул.
– А кто ж его знает. Дело это давнее, тёмное да дурное. И тогда никто ничего не узнал, а сейчас и подавно. Все, что знаю, мне Ануэльда рассказала. Я её в супруги взял, когда Ригестайну второй год пошел. Да и то сказать, если бы не сестра её, Касильда,не видать бы мне моей женушки вовек. Я кто? Лавочник. А она из дворян, на меня и смотреть не хотела. А я любил её тогда, ух! Да и сейчас, мне дороже неё нет никого.
При этих словах запавшие щеки Карусто пошли алым от смущения за собственную откровенность. Гилэстэл наклонил голову и чуть улыбнулся, поощряя собеседника к дальнейшему разговору.
– Касильда младше неё на четыре года. Красавица была, каких поискать. Аккурат семнадцать ей стукнуло, когда пропала она. На представление вечером ушла, да и не вернулась. Ни её, ни носильщиков. Отец её весь Вааспурт перевернул, все околотки – ни следа. А через полгода она сама домой пришла – оборванная, умом повредившаяся и на сносях. С тех пор ни слова так и не сказала, все молчит и ровно не видит и не узнает никого. Тесть тогда и помер, удар его хватил. А Ануэльда одна, с полоумной сестрой осталась, да младенец вскоре появился. Отцов доход иссяк, сбережений тоже ненадолго им хватило. Она на заработки и нанялась – в мыловарню. Да то ли спросонья, то ли от усталости напортачила там чего-то, хозяин её побил жестоко. Как жива осталась – непонятно, но детей иметь не могла уж. И хромает с тех пор на одну ногу. Вот тогда я её и сосватал. Уж двадцать лет, как мы вместе. А Ригестайн мне и ей навроде сына, почитай. Мы его поднимали и растили.
Гилэстэл оглянулся на юношу, развлекающего гостей своей музыкой.
– А панджо Карусто знает, что Ригестайн… не совсем человек?
– Как не знать, - пожал плечами лавочник, с легкой хитрецой взглянув на князя. – Он с тобой, панджо Гилэстэл, одного дерева плод. Мальчонка когда родился, Ануэльдатак и сказала – полукровник мой племяш.В Вааспурте эльфов нет, разве что заезжие какие. И, стало быть, папашу его искать – дело глухое.
– /-
– Что скажешь, Астид? – спросил Гилэстэл, когда они возвращались от Карусто домой.
– Про этого? Мягок, как девица. Удивительно, что он знает, с какой стороны браться за меч, - съязвил тот, пожав плечами.
– Но мы-то видели, чего он стоит, - чуть усмехнулся князь.
Он шел, заложив руки за спину, неспешным прогулочным шагом. Выпитое вино и предварительные договоренности с купцами настроили его на благодушный лад. Внезапно князь рассмеялся.
– Карусто уверен, что его племянник зарабатывает уроками музыки и выступлениями в вааспуртском театре. Не хочешь сходить на его новое представление, Астид?
– С удовольствием, - ухмыльнулся тот.
Оглядевшись, Астид остановил взгляд на мальчишках, что играли возле старых бочек, составленных у закрытой лавки. Он свистнул и поманил к себе одного пацаненка. Когда тот подбежал, полукровка наклонился, сказал ему что-то тихо на ухо и сунул в руки монетку. Мальчишка умчался, а Астид, глядя ему вслед, зевнул.
– От здешнего вина спать хочется. И живот пучит.
Новый поединок Сарыча состоялся на следующий вечер. Зал был набит битком. Игроки-завсегдатаи, по достоинству оценившие нового лидера, швыряли на песок таблички, делая на Сарыча гигантские ставки. Гилэстэла не интересовал выигрыш. Он сделал пару минимальных ставок в трех боях.Один раз выиграл, в другой раз проиграл.И теперь он внимательно следил за Ригестайном,за его перемещением по арене, не переставая восхищаться его способностями.
– Нет, ты только посмотри! – толкнул он в бок Астида, когда Сарыч в очередной раз неуловимым движением исчез, уклоняясь от направленной в его сторону пики, и тут же появился на полшага в стороне. Никто из зрителей не улавливал этого мига, всем казалось, что Сарыч невероятно, непостижимо быстр и ловок.
– Да! Кто бы сомневался, - довольно стукнул Астид кулаком по поручню, когда противник Ригестайна упал на песок с проколотым бедром. И тут же возмутился. – Но почему он их не добивает?
– Просто не видит в этом необходимости, - ответил князь. – Он свое превосходство доказал. Чужая жизнь для него важнее самоутверждения.
– Если бы он так вел себя в жизни, а не на арене - давно бы был мертвецом, - презрительно хмыкнул Астид. – Дерись он со мной, я бы и с проколотой ляжкой всадил ему пику в живот. А потом дополз и перегрыз бы глотку.
– Я знаю, что ты кровожаден, Астид, - усмехнулся князь. – А он воспитан по-другому.
– Дурно он воспитан. Жалость – плохой союзник в бою.
– Может быть, - пробормотал князь.
Всю дорогу до дома Гилэстэл был молчалив и задумчив. Астид не прерывал его молчания, видя в голубых глазах какую-то затаенную мысль. Когда утром Астид вышел в столовую, он увидел Гилэстэла в том же наряде, что и вчера вечером и понял, что тот не спал в эту ночь.
– Ваша светлость, - обеспокоенный выражением лица своего покровителя, Астид подошел и коснулся его плеча. – Вас что-то тревожит?
Гилэстэл чуть вздрогнул и взглянул на него так, словно только что очнулся ото сна.