– Flew in from Miami Beach BOAC, –

запел Пол, -

Didn't get to bed last night.

On the way the paper bag was on my knee,.

Man, I had a dreadful flight.

I'm back in the USSR,

You don't know how lucky you are, boy,

Back in the USSR, yeah!…*

[* Рейс «Майами-Бич – Москва»,

«Аэрофлот» -

Ужас, я всю ночь не спал:

Так швыряло, что из рук я весь полет

Свой пакет не выпускал.

Я снова в СССР!

Я просто счастлив, поверь! Да!

Я снова в СССР!…]

Что тут началось! Абсолютно все зрители повскакивали с мест, и добрая половина зала стала подпевать припев. Пол увидел, как какая-то женщина с улыбкой на лице зарыдала и ткнулась в грудь стоящего рядом мужчины. Тот сперва приобнял ее, а потом взял под мышки и рывком посадил себе на шею.

Несколько дам упали в обморок, и потрясенные дружинники с красными повязками на руках вынесли их из зала. Десяток особо резвых молодых людей попытались забраться на сцену, но охранники вовремя сориентировались, сцепились локтями и образовали живой барьер.

«Это тебе не партийные функционеры», – мельком подумал Джон.

А за кулисами тоже творилось столпотворение. Кто-то хлопал, кто-то смеялся, Макаревич от избытка чувств ритмично дергал себя за курчавую шевелюру, а Ринго без тени ревности, подпрыгивая на месте, кричал:

– Юджин, давай! Молодец! Йе-ес-с!!!

Глядя на него с восхищеним и вместе с ним пританцовывая в такт, переводчица Полина пела по-русски:

– О, отвези нас в глубь заснеженных полей.

На ферму твоего отца –

Слушать, детка, балалайки нежной трель,

Греть, товарищ мой, сердца!

Я снова в СССР!…

– Молодец, Полина! – переключил Ринго на нее свое внимание и от избытка чувств повторил звучное русское слово: «Ба-ла-лай-ка!»

Песня закончилась, и зал разразился чудовищной овацией. У Жени заложило уши, но, скорее, от волнения, если не сказать от шока. Он приоткрыл рот и глотнул, словно и впрямь только что приземлился в самолете.

– «Get Back»! – выкрикнул Пол название следующей композиции.

«Мы ее не планировали, – подумал Джордж, но руки уже заиграли когда-то тщательно отрепетированный для концерта на крыше ход. – И это хорошо, что не по плану. Значит, поперло».

А Джон, оглянувшись, подумал: «Умница, Юджин. И Пол – молодец».

Лицо Джорджа напомнило ему о последней записи в «Глу-постном дневнике», смысл которой оставался для Джона туманным. Но прямо сейчас что-то стало проясняться. Играя «на автомате», то есть занимаясь по сути «динамической медитацией», Джон попытался отрешиться ото всего, отключить «внутренний диалог» и сосредоточиться на ощущении, что они, «Битлз», не только части одного целого, но и части Вселенной. И поверил, что, если у него это получится, все кончится хорошо.

В какой-то момент он перестал думать и всем своим существом окунулся в течение музыки. И внезапно его охватило чувство… С ним и раньше случалось подобное, но тогда он думал, что эта эйфория связана с принятыми накануне наркотиками. Сейчас же он четко осознал: дело в том, что какой-то зубец его души прочно зацепился за шестеренку судьбы. И что-то в этот момент в мире меняется. Меняется к лучшему.

Напротив дворца, в скромной «хрущевской» квартирке, за вечерним чаем сидели два пожилых человека. Вдруг из приоткрытой форточки раздался тысячеголосый рев, похожий на грохот приближающейся конной армии.

– Всё. Началось, – сказала старушка и перекрестилась.

– Что опять «началось»? – сварливо спросил ее из-за газеты глуховатый пожилой супруг.

– Что, что? Армагеддон, – строго пояснила супруга и пошла в кладовку, проверить запас гречки и муки.

«Привет, Джон!

Как у вас у всех дела? У меня все в порядке, сейчас ударился в политику (из-за вас, кстати), подробно писать неохота, при встрече расскажу. Я в Москве встретился с Леонидом Якубовичем, он мне поведал про ваши приключения – ну вы, ребята, даете стране угля! Я у него взял адрес Моисея Мучника, высылаю через него письмо Йоко, которое получил на прошлой неделе, он тебе его передаст. До встречи в Москве!

Передавай приветы Полу, Джорджу и Ринго!